— Это был лучший праздник с тех пор, как умерла мама, — сказал я.
— Я рада, что оказалась в этот день рядом с тобой.
Я сделал глубокий вдох.
— Голубка, я не такой, как ты думаешь, — начал я, не зная, что говорить дальше. — Понятия не имею, какая дурь нашла на меня в Вегасе. Тогда это был не я. Мне представились всякие вещи, которые мы смогли бы купить на те деньги, а больше я ни о чем не подумал. Я не подумал, что сделал бы тебе больно, если бы попросил каждый месяц туда возвращаться. Хотя где-то глубоко я, наверное, чувствовал, насколько это все неправильно. Я заслужил, чтобы ты меня бросила. Заслужил бессонные ночи и мучения. Благодаря им я понял, как сильно нуждаюсь в тебе. Понял, что на все пойду, лишь бы тебя вернуть. Ты порвала наши отношения, и я принял твое решение. Я уже не тот человек, каким был до встречи с тобой. Я изменился. В лучшую сторону. Но как бы я ни старался, ты все равно для меня слишком хороша. Раньше мы ведь были друзьями… Голубка, я не хочу потерять тебя совсем. Я всегда буду тебя любить, но раз со мной ты не можешь быть счастлива, то я и не должен уговаривать тебя вернуться. Я не представляю себя с другой женщиной. Для меня лучше оставаться твоим другом.
— Ты хочешь, чтобы мы опять просто дружили?
— Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Это главное.
Эбби улыбнулась, и я тут же пожалел о своих словах. Ведь я смутно надеялся, что она скажет: «Не говори ерунды. Мы должны быть вместе». Но вместо этого она сказала:
— Спорим на пятьдесят баксов: ты еще скажешь мне спасибо, когда встретишь свою будущую жену.
— Это будет для меня слишком верный выигрыш. — Я не представлял себе жизни без Голубки, а она уже планировала наше раздельное будущее. — Единственная женщина, которая могла бы стать моей женой, только что меня бросила.
Эбби вытерла глаза и встала:
— Думаю, тебе пора отвезти меня домой.
— Извини, Голубка, что все так вышло.
— Трэв, я просто устала. Мне пора отдохнуть.
Я вздохнул и, кивнув, поднялся с дивана. Эбби обняла моих братьев и попросила Трентона попрощаться за нее с отцом. Я стоял с сумками в дверях и слушал, как они договариваются о совместном праздновании Рождества.
Наконец настал момент, которого я так боялся: мы подъехали к «Морган-холлу». Ожидание так измучило меня, что теперь я даже испытал своего рода облегчение. И все-таки мне было очень тяжело.
Я наклонился, поцеловал Эбби в щеку и, придержав для нее дверь, проводил взглядом:
— Спасибо за сегодняшний праздник. Ты не представляешь, как все мои были рады.
Дойдя до лестницы, Голубка остановилась и посмотрела на меня:
— Завтра ты им все расскажешь?
Я отвернулся, сдерживая слезы:
— Они наверняка обо всем уже догадались. Не такие уж мы, Голубка, хорошие актеры.
Я оставил ее на ступеньках, не позволяя себе оглядываться. Теперь моя любимая женщина стала мне просто знакомой. Можно было только догадываться, как выглядело в этот момент мое лицо. В любом случае не хотелось, чтобы она его видела.
«Чарджер» взвыл, когда я рванул с места и на сумасшедшей скорости погнал обратно к дому своего отца. Как только я, спотыкаясь, вошел в гостиную, Томас протянул мне бутылку. Каждый из парней уже держал по стакану виски.
— Ты им сказал? — спросил я надтреснутым голосом.
Трентон кивнул, и я рухнул на колени. Братья сочувственно обступили меня. Их руки легли мне на голову и плечи.
ГЛАВА 24
ЗАБЫТЬ
— Трент опять звонит! Ответь наконец, черт бы тебя побрал!
Я специально положил телефон на телевизор: это была точка квартиры, наиболее удаленная от моей спальни. Ну а поначалу, в первые мучительные дни после расставания с Эбби, я вообще держал его запертым в бардачке «чарджера». Потом Шепли достал и принес мобильный: мол, телефон должен быть дома, на случай если позвонит отец. Спорить с этим было трудно, и я согласился принять свой сотовый обратно, при условии что он будет лежать на телевизоре. Иначе я мог не сдержаться и позвонить Эбби.
— Трэвис, телефон! — повторил Шеп.
Я раздраженно уставился в белый потолок: три моих брата, слава богу, поняли, что меня сейчас лучше не дергать, зато четвертый все не унимался. Вечерами он придумывал мне какие-нибудь занятия или просто накачивал меня спиртным, а днем, пока был на работе, названивал при каждом удобном и неудобном случае. Видимо, я был под подозрением как потенциальный самоубийца.
За две с половиной недели каникул желание позвонить Эбби стало нестерпимым. Чтобы держаться подальше от искушения, я старался вообще не брать телефон в руки.
Шепли распахнул дверь и бросил маленький черный прямоугольник прямо в меня. Тот шлепнулся мне на грудь.
— Боже мой, Шеп! Я же говорил…
— Знаю, что ты говорил. У тебя восемнадцать пропущенных вызовов.
— Все от Трента?
— Нет, один из общества анонимных слюнтяев и нытиков.
Я взял телефон, вытянул руку и разжал пальцы. Мобильник упал на пол.
— Мне надо выпить.
— Тебе надо принять душ: ты стал невкусно пахнуть. А еще, свинтус, не мешало бы почистить зубы, побриться и побрызгаться дезодорантом.
Я сел:
— Молчи в тряпочку, Шеп! Кажется, после того, как Аня разбила тебе сердце, я целых три месяца варил для тебя суп и стирал твое тряпье.
Он ухмыльнулся:
— Но зубы-то я чистил!
— Организуй мне бой, — сказал я, снова плюхаясь на матрас.
— Уже организовывал: один на прошлой неделе, другой два дня назад. А сколько их отменилось из-за каникул! До начала семестра Адам никого для тебя не найдет.
— А если позвать городских?
— Это чересчур рискованно.
— Позвони Адаму, Шепли.
Шеп подошел к моей кровати, поднял телефон, нажал несколько кнопок и опять бросил его мне на живот:
— На, звони сам.
Я поднес мобильник к уху.
— Ну ты и паршивец! Куда пропал? Почему не отвечал на звонки? — прокричал Трентон. — Я собирался сегодня вечером куда-нибудь прошвырнуться. Ты со мной?
Я грозно прищурился вслед Шепу, но он преспокойно вышел из комнаты, даже не обернувшись.
— Не хочется, Трент. Позвони Кэми.
— Сегодня канун Нового года, а она барменша. Ей некогда со мной болтать. Но повидать ее мы запросто можем, если у тебя нет других планов…
— Нет. Никаких планов у меня нет.
— Ясно. Просто ляжешь и помрешь.
— Неплохая мысль, — вздохнул я.
— Трэвис, братишка, ты хороший парень, но сейчас ведешь себя как девочка. Эбби была любовью всей твоей жизни. Тебе паршиво. Понимаю. Но надо жить дальше, нравится тебе это или нет.
