– Всю неделю он будет способен только выть от головной боли.
– А ты торопишься?
Я немного пораскинул мозгами:
– Вообще-то не очень. Непосредственной опасности для себя я не вижу. Любопытно решить головоломку. Мэгги тоже, похоже, не шибко торопится, хотя и говорит, что беспокоится.
– Ты принял ее рассказ за чистую монету? Я никогда полностью не покупаю рассказы клиентов. Какие-то неизвестные мне законы природы заставляют их наполовину врать.
– Возможно. Во всяком случае, частично. Но создается впечатление, что даже и правдивая часть используется для иной цели.
– Я пошевелю щупальцами, чтобы позондировать почву. А ты тем временем загони в угол Торнаду.
– Да, я намеревался сделать это. – Честно сказать, я не питал больших надежд, что из нее удастся что-нибудь выжать. – Хотя идея не шибко аппетитная.
– Да, девица – тот еще фрукт, – хихикнул Морли. – С ней можно совладать: представь дело так, будто мысль поделиться сведениями родилась в ее головке.
– Хитроумно. Но как?
– С большим трудом.
– Подобный совет я мог получить от своего попугая, сэкономив на этом рыбьем корме.
– Судя по твоему лепету, Дина нет в городе, а Покойник дрыхнет. Ты соскучился по общению. Я всего лишь хотел, чтобы ты чувствовал себя как дома. Вот что бывает, когда пытаешься поступать по-дружески! – На его роже расплылась дьявольская улыбка темного эльфа.
– Если хочешь быть настоящим другом, разузнай все о Мэгги Дженн.
– Ладно, так и быть, постараюсь, – произнес он серьезно, уже без улыбки.
Морли сделает все, что в его силах, так как считает себя в долгу передо мной. Я с ним в этом согласен и действую как ростовщик-акула.
– Мысль о постели становится мне все роднее, – сказал я. – Денек сегодня выдался нелегкий.
Морли в ответ буркнул что-то невразумительное. К нашему столу подошел его племянник. Не поняв намеков, что ему следует убрать от нас подальше свои большие уши, он придвинул стул и уселся на него верхом. Вокруг нас, негромко жалуясь на ушибы и вывихи, двигались служащие Морли. Они пытались привести помещение в относительный порядок.
– Как поживает мистер Большая Шишка? – поинтересовался Стручок.
Я выругался.
Как-то Морли, пребывая в настроении Яйцеголового, прислал мне попугая. Вообще-то это не в его характере, и я подозреваю, что аферу разработали другие лица. Птицу передали мне с заверениями, что она люто ненавидит кошек и натаскана бросаться на них сверху. Я принял подарок, поскольку у Дина развилась дурацкая страсть коллекционировать потерявшихся кошек.
Стручок с укоризной взглянул на меня. Он единственный в мире находит прелесть в этом сквернослове, в этом цыплаке из джунглей. Парень любил птичку. Покойник, правда, тоже использует Попку-Дурака. Куда бы я ни направлялся, он способен послать вслед за мной горластое пернатое существо.
Я пытался отдать чудовище в любые руки. Желающих не находилось. Я предоставлял ему возможность улететь. Он не возжаждал свободы. Я был готов предпринять самые героические меры – лишь бы избавиться от птицы.
– Стручок, если ты так беспокоишься о попугае, то почему бы тебе не забрать его совсем? Ему так нужен дом, где бы его все ценили.
– Нет, он не возьмет его, – осклабился Морли. – Это твоя птица, Гаррет.
Я приуныл. В этой битве победа осталась не за мной.
Дотс вновь обнажил в оскале все свои остроконечные зубы.
– Мне приходилось слышать, что некоторые попугаи живут добрую сотню лет.
– Некоторым, быть может, это и удается. Но только на воле.
Вообще-то можно отдать мистера Большую Шишку в качестве гуманитарной помощи голодающим крысюкам, подумал я, но вслух произнес:
– Ну я пошел, дружище. Морли захохотал мне вслед.
16
На улице оказалось хоть глаз выколи. Плохо.
Скверно и то, что я не заметил их приближения. У меня не было возможности подготовиться.
Тем не менее я дал бой. Мне удалось серьезно повредить несколько черепов своей тяжелой дубовой дубинкой, которую всегда ношу с собой, отправляясь в город. Я даже забросил одного парня в единственную на всей улице стеклянную витрину. Но смыться я не сумел. Мне так и не представилось возможности использовать те козыри, которые я обычно прячу в рукаве.
Кто-то сбоку опустил мне на голову дом. Думаю, что это был дом. Должен был быть дом, потому что ничем другим такой удар нанести невозможно. Я отпал, продолжая размышлять – кто и почему.
* * *
Обычно, схлопотав по крыше, я прихожу в себя очень медленно. На сей раз все было иначе. Минуту назад я пребывал в стране грез и вот уже дергаюсь вниз лицом, завернутый во что-то мокрое, и в нескольких дюймах от моего носа уплывает назад пол. Меня несли четверо парней. Неизвестно откуда на пол падали красные капли, хотя я хорошо помнил, что вина не пил. Голова разламывалась так, как не разламывалась с первого дня творения.
Пара милых женских ножек вышагивала почти рядом с моим лицом, так что при желании я мог укусить любую из них. При иных обстоятельствах я мог бы полнее оценить эти стройные конечности и посвятить часы их изучению. Но каждый, увы, вынужден исходить из существующих реалий и смотреть на мир в должной перспективе.
Дела мои обстояли не блестяще. Положение, в котором я оказался, было не совсем обычным. Я постарался забыть про боль и немного подумать.
Ага! Оказывается, меня завернули в мокрое одеяло. Это открытие не сделало меня счастливее. Мне вовсе не хотелось быть шутом на чьем-то празднике. Я ревел, выл, извивался, дергался и сучил ногами. Но это ни на кого не произвело ни малейшего впечатления. Я исхитрился увидеть, что находится выше этих роскошных ножек. Все до самого верха было не менее роскошным. Я даже мог полюбить ее. Но не сейчас и не здесь, а, возможно, у жаркого камина, на медвежьей шкуре, с бутылкой «Транферского золотого»…
Зато как выглядели носильщики, мне совсем не понравилось. Совсем не та шпана, с которой мы плясали в темноте. Те были стандартной дешевкой, готовой на все ради выпивки. На этих же клоунах напялена грязная, потертая униформа.
Как-то невесело.
Они все вели себя не так, как подобает разумным людям. Не отвечали на вопросы. Не отвечал ни один, за исключением Мисс Ножки. Да и та только издавала какие-то исполненные печалью звуки.
Наконец меня внесли в длинный зал.
Длинный зал? А откуда здесь такая вонь?
Все, кроме меня, остановились. Я же продолжал вопить и дергаться. Дело становилось все серьезнее. Я понял, где нахожусь. Это было безумное отделение в Бледсо – имперской благотворительной больнице.
Империя уже давно перестала существовать, но дела ее продолжали жить, а императорская семья все еще надеялась, что ее призовут назад. Она поддерживала больницу, обслуживающую самых безнадежных бедняков. Психушка – отвратительное место. Они засовывают вас туда навеки. Не имеет значения, что это сделано по ошибке.
