В мою сторону направились несколько мрачного вида крепышей. Я, как обычно, сориентировался быстро: наклонился и сорвал повязку с рукава парня, лежавшего без сознания (ему она все равно была не нужна). А потом, не особенно притворяясь, повел себя как полный придурок (в последнее время у меня это здорово получалось).
– Гаррет! Горе мое луковое, ты ли это?
– Думаю, да. – Голос я узнал, но кому он принадлежит, вспомнить не мог. То был голос из невообразимо далекого прошлого. Я сделал вид, что хочу приподняться, пошатнулся и рухнул навзничь.
– Ты его знаешь? – спросил кто-то.
– А то! Он был в моем отделении. Там, на островах. Трюкач, язви его в задницу.
– Папаша? – Я наконец вспомнил, чей это голос. Он принадлежал Папаше Тумсу, известному также под кличкой Пустозвон. Самый старший солдат в отделении, ветеран в свои двадцать семь, отец родной новобранцам, этакий сержант без нашивок. В сержанты он так и не выбился – впрочем, не особенно и стремился.
– Точно, сынок. Ну-ка, Борода, помоги. – Меня подняли и поставили на ноги. – Ты с кем, Гаррет?
Я понятия не имел, с кем он, поэтому просто ткнул пальцем за спину и пробормотал:
– С ними.
Мимо просвистел кирпич. Крепыши дружно пригнулись, чуть не уронив меня.
– Что с тобой стряслось? – осведомился Папаша.
– Какой-то хмырь огрел палкой. Перед глазами все плывет и ноги не слушаются.
– Гляди, Борода, ему недавно заштопали башку. Что, умник, труба зовет?
Я выдавил ухмылку:
– Старый конь борозды не портит, верно, Папаша? Как делишки? Я слыхал, тебя убили.
– Я тоже про это слыхал. Дерьмо собачье! Ты как, идти сможешь?
– Попробую. – Папаша ждал от меня именно такого ответа. – Ладно, бывай, мне надо догонять своих. Рад был познакомиться, Борода.
Сделав два неуверенных шага, я налетел на фонарный столб, который поддерживал двух слившихся в поцелуе чокнутых любовников, не давая им упасть. Великое небо, мне везет как утопленнику! Не успел удрать от придурковатых богов, как столкнулся с парнем, которого не видел лет десять и который раз пять выкрикнул мое имя на всю улицу.
Что дальше?
Тетушка Бу была права. Всегда что-нибудь да случается.
К счастью, никто не возник из ночной темноты, никто не выбрался из переулка. Мной заинтересовался только Папаша со своими дружками. Вот и славно. Я устроил обсуждение. Ноги согласились не подламываться. Можно идти. Голова буквально раскалывалась. Я бормотал себе под нос проклятия; призрак мягкой постели преследовал меня и заставлял двигаться.
Хотя я находился в той части города, где можно было ожидать чего угодно, никто меня больше не потревожил.
27
Я устал как собака. Хорошо еще, что мне повезло (хотя моей заслуги в том не было). Ночь выдалась относительно тихой. Все, кому хотелось неприятностей, присоединились к демонстрации. Впоследствии я узнал, что основные силы собрались в стороне от того места, где состоялась наша с Тумсом встреча. Они погуляли на славу: драка переросла в настоящую резню, были ограблены сотни лавочек, которыми владели эльфы, гномы и прочие инородцы, пострадавших среди беженцев было не перечесть.
Пугало то, что в рядах демонстрантов было много солдат, ветеранов нескольких кампаний. Если они вспомнят армейскую дисциплину, справиться с таким войском будет ох как нелегко. Тогда держись, Танфер!
Интересно, что себе думает Шустер со своей тайной полицией? А может, резня как раз в его интересах? Такое вполне возможно.
Меня с неудержимой силой влекло домой, в постель, однако я твердо вознамерился соблюдать осторожность – и с громадным трудом не поддался искушению сделаться невидимым. Вовремя одумался. Перенесся мыслями в прошлое и словно вновь стал «трюкачом», как называли нас, разведчиков, в пехотных подразделениях, к которым мы были приписаны. Разведчики проходили полный курс выживания, включавший, среди всего остального, психологическую тренировку. Я сосредоточился, но так и не сумел проникнуть в тот уголок сознания, где не было неуверенности и нервозности. Чтобы делать это по желанию, необходимо практиковаться каждый день, а я отлынивал от занятий многие годы. Ладно, авось обойдется.
Правда, другого мне добиться удалось. Я слился с ночью, превратился в бесплотную тень, стал воплощенной изменчивостью, иллюзией, перетекающей со стены на стену при свете луны в безмолвии камня. Проскользнул мимо трезвых, но сонных крысюков, и ни один из них не шевельнул даже усом.
А потом подскочил на добрых девять футов, когда мне на плечо опустилось что-то тяжелое и вцепилось когтями, точно ледяная лапа из могилы. Вот так всегда, стоит только порадоваться своей ловкости!
Я вернулся на мостовую, успешно подавив рвущийся из горла вопль, ибо сообразил, что ледяная лапа на деле птичьи когти. Эти когти принадлежали гнуснейшей на свете пернатой твари, которая не умела ни плавать, ни кричать по-лебединому.
– Не торопись, – произнесла тварь. – За домом следят. Их надо отвлечь. Не двигайся, пока я не скажу. – То был голос Попки-Дурака, но говорил явно кто-то другой. У меня по спине побежали мурашки.
Я застыл как вкопанный. Великие небеса! Чего ради я старался, перся в несусветную даль, подвергал свою жизнь опасности, если никто и не подумал убрать от моего дома часовых?
– Нет! – проскулил я. Будущее рисовалось исключительно в черных красках. Никакого убежища, никакого спасения. – Нет! Скажи, что это не так!
Ну что ему стоит меня разуверить?
– Аргх! Гаррет?
– Слушаю и повинуюсь, о великий комок перьев! – Попугай обречен. Выбора нет. Если меня сумели отыскать с его помощью, значит, остается одно...
Либо он, либо я. Третьего не дано. Ха-ха. Знаешь, Морли, всякое случается. Причем каждый день. Так что извини.
– Гаррет! Пожалуйста, отзовись.
Я настолько увлекся, прикидывая, как лучше прикончить мистера Большую Шишку, что забыл об осторожности. Но на сей раз удача от меня не отвернулась. Как говорится, пронесло. Все было тихо.
– Я тут. Точнехонько под этим вонючим стервятником.
– Перестань. Не обижай бедную птицу. Теперь можешь идти. И поспеши, долго их отвлекать я не могу.
– Иду, старый хрыч. – Пожалуй, надо продать Покойника в рабство. Кто из знаменитых чародеев откажется заиметь мертвого логхира? Во всяком случае, прирученного. Может, удастся его сбагрить. Он вам нужен – приходите и забирайте. Мне надоело, что он вечно за мной подглядывает и критикует каждый шаг.
28
Мысленное присутствие Покойника я ощутил задолго до того, как увидел дом. Логхир бодрствовал, что являлось тревожным признаком.
– Торопись! – буркнула пташка. «Торопись! Торопись!» – повторило эхо у меня в голове.
