– А-Лаф.
– Что?
– Бога зовут А-Лаф, а не Алеф.
– Поправка принята. Это важно?
– Вряд ли… Черт побери! Этот мертвый солдат был последним из своего подразделения.
Очень образно.
– Посмотрим, может быть, мне удастся набрать пару рекрутов, когда мы закончим, – продолжил он.
Хм-м, когда ведешь расследование среди безумцев, часто бывает важно найти ниточку, за которую следует потянуть. Сейчас я, похоже, ухватился за целую веревку.
– Это что еще такое? – спросил жрец.
– Что?
– Вот это, что ты крутишь в руках.
– Это камень, которым кто-то пытался меня убить. Расскажите мне теперь об А-Лат.
На этот раз он не стал поправлять мое произношение.
– А-Лат – Королева Ночи. Мать Тьмы. Любовь и смерть, связанные в один мерзкий узел. Ее культ раньше славился храмовой проституцией. Теперь он больше не существует… Можно, я посмотрю камень? Он какой-то неестественный.
– Как давно вы оставили Йимбер? Если этот культ уже угас, как тогда получилось, что я оказался по уши в его противниках?
– Я здесь два года. Мои прихожане разбежались, когда люди А-Лафа принялись убивать тех, кто ему не поклонялся. Особенно женщин А-Лат. Последних верховных жриц они замучили до смерти, а священную кошку, воплощение богини на земле, принесли в жертву своему идиотскому идолу в храме А-Лафа.
Ага. Наконец-то я получил настоящую информацию. Покойник был прав – терпение всегда вознаграждается.
Все начинало вставать на свои места, в деле появились рисунок и ритм. Танфер, очевидно, был уже вторичной зоной конфликта. А Йимбер небось полнился пророчествами и слухами о тайных мстителях, носителях неведомых клятв. Там, должно быть, встречались храбрые бойцы, продолжавшие борьбу даже несмотря на то, что вся надежда казалась потерянной. Одноглазые и левши, потерявшие палец с правой руки. Материал для возвышенных героических сказаний – в масштабах фермерских сообществ, разумеется. Где большинство королевских подданных не даст и крысиного зада за подобную чепуху. Им хватает своих громовых ящеров, с которых надо сдирать шкуры, и семян, которые надо сажать.
– Дай мне посмотреть на эту штуку.
Преодолев минутное иррациональное нежелание, я протянул камень старине ББ.
Он хмыкнул и уставился на него. Придвигаясь поближе к свету, отбрасываемому кучкой обетных свечей, он становился все бледнее. В конце концов он вскрикнул, выронил камень, потом снова обрел самообладание и пихнул камень обратно мне.
– Держи его подальше от огня. От любого огня. А так делай с ним что хочешь.
– А?
– Позволишь пламени коснуться его – будешь потом жалеть нею жизнь. Которая скорее всего продлится после этого не дольше минуты – если боги тебя очень любят.
Мне не понравилось, как это прозвучало.
– Какого черта?
– Ты ведь небось и знать не знаешь, что за чертовщина у тебя в руках, а?
– У меня в руках зеленый камень, которым кто-то пытался вышибить мне мозги. Я начал носить его с собой, потому что, когда я кручу его в руках, я становлюсь спокойнее, расслабляюсь и начинаю мыслить яснее.
– Твои руки теплые, ему это нравится. Поэтому он делает так, что тебе хорошо.
У меня теплые руки? Расскажите это Тинни!
– Как насчет небольшого намека?
– Он похож на яйцо, так? Это потому, что это и есть яйцо.
– Что? – мысль старины Гаррета порой бывает быстрее ледника.
– Дружище, к тебе попало яйцо птицы Рух. Уж не знаю, зачем кому-то понадобилось вышибать им тебе мозги, но…
– Отлично придумано, черт побери! Ну конечно, если камень в форме яйца, значит, это и есть яйцо! А потом из него вылупляются малютки-булыжники.
– Рух. Огненная птица. Спалит твой дом вместе с тобой за полминуты, если яйцо коснется огня и она вылупится.
– Огненная птица? Я всегда думал, что огненная птица – это феникс.
– Без разницы. На твоем месте я бы сейчас бегом побежал на улицу и проверил, далеко ли я смогу зашвырнуть его в речку. Там в грязи ему будет хорошо и прохладно.
– Но птицы Рух большие! Они могут унести мамонта.
– Преувеличение. В окрестностях Йимбера есть четыре вида, и самые большие унесут разве что ягненка или небольшую собаку. Людям кажется, что птицы большие, потому что люди так спешат побыстрее оказаться в укрытии, что у них нет времени рассмотреть повнимательнее. Самые маленькие птицы Рух размером ненамного больше воробья – порскают взад-вперед, как колибри. Это твое яйцо – от птицы, которую называют «райским фениксом». Она похоже на фазана в клоунском наряде.
– Как попугай?
– Ярче. Они пестрые, как шлюхи. Из-за этого на них так много охотятся – ради перьев.
– Как же это возможно – охотиться на птицу Рух, да еще вытаскивать из нее перья?
– А как в том анекдоте: осторожно.
Я окинул его недоверчивым взглядом. Он увел меня в сторону от расследования в области сравнительного религиоведения.
– Моя мать иногда говорила о чем-нибудь: «редкое, как яйцо птицы Рух». Или еще «как жабий мех» или «куриные зубы».
– Яйца птицы Рух попадаются чаще, чем куртки из жабьего меха, но они все же не валяются под ногами. Особенно большие. Чтобы разорить гнездо феникса, нужно редкое сочетание: отчаянная храбрость и откровенный идиотизм.
– Кажется, я знаю пару подходящих парней…
– Вот-вот. Среди А-Лафовых пономарей полно храбрых идиотов, но дьяконы – это те парни, которые говорят им, что делать, – не стали бы терять людей из-за такой ерунды. У тебя здесь настоящее чудо, друг мой. Представить не могу, как кто-нибудь из них мог раздобыть такое яйцо. Разве, может быть, когда они грабили храм А-Лат – у нее их было навалом.
Старый ББ прервался, чтобы оросить свои трубопроводы доброй полупинтой вина.
– А я думал, что тот мертвый солдат был последним из своего племени.
– Ты же не побежал захотеть… не захотел побежать… черт. В общем, у нас в строю новое подразделение. Выдержано в бочонках с прошлого Седонина дня.
– Чего?
– Седонина дня – священного дня, посвященного Имнамику. Это было позавчера… Парень, говорю тебе, если бы это было мое яйцо, я бы выскочил наружу и закинул бы его как можно дальше. Пусть себе лежит где-нибудь там, в холодной-холодной глине…
Я не обращал внимания на его болтовню, которая на сто процентов состояла из абсолютной чуши. Но это навело меня на некоторые мысли…
– А что, если бы я захотел убить кого-нибудь, напустив на него огонь?
