Прежний мещанин, тот, что бесхитростно гонял чаи под
абажуром, умиленно слушал канарейку, висящую в клетке над горшком с геранью и
дремуче мычал, когда его спрашивали, как он относится к последним исканиям Антониони,
давно канул в прошлое. В атавистически чистом виде он существует лишь на самой
глухой периферии, подобно снежному человеку, да и там, по слухам, усиленно
вымирает.
Появился другой. Он неглуп, даже интеллигентен, довольно
часто – ценный работник и хороший специалист в своей области. Его книжные полки
поразят вас, и часто эти книги не пылятся престижно-мертвой деталью интерьера.
Он не покажет себя профаном в споре об экзистенциализме и его наиболее ярких
апологетах да и само это слово произнесет без запинки. Не ударит в грязь лицом
в разговоре о музыке, современной и классической, Кафке, Бермудском
треугольнике, философском смысле «Мастера и Маргариты» и последних происках США
в Африке в свете глобальной стратегии Пентагона и «Семи Сестер». Остроумен, начитан,
следит за мировой политикой, новинками культурной жизни и науки, может быть
душой компании, не спутает Мане с Моне, одним словом, настолько разносторонен и
интересен, что невольно хочется думать – может быть, мещанином был только тот,
классический, с геранью и чвикающей канарейкой, и раз он, дремуче-абажурный,
вымер, то и само мещанство упокоилось вместе с ним? И не являются ли попытки
доказать его существование в нашем сегодняшнем обществе сродни усилиям создать
вечный двигатель?
Увы. Хорошенько присмотритесь к нему и обнаружите любопытный
штришок.
Пока речь идет о Сартре или НЛО, разговор остается
нормальным разговором, он даже может изменить точку зрения на твою, признать,
что прав был ты, а он заблуждался. Но если ты попытаешься втолковать ему, что
тебе в тысячу раз приятнее валяться на диване с новой книгой или мотаться по
горам и лесам в компании себе подобных, нежели пробиваться к Ивану Иванычу,
который через Петра Петровича может, если его об этом попросит Сидор Сидорович,
достать такое, что в Союзе имеют только два маршала, один засекреченный физик и
один народный артист, если ты попытаешься ему это втолковать, ты погиб. Он не
скажет тебе этого открыто, в глаза, отделается многозначительными кивками и
обтекаемыми фразами, но будет уверен, что ты все врешь, что тебе просто стыдно
признаться в отсутствии денег, нужных знакомств или деловых способностей, и
оттого ты изворачиваешься как можешь, придумывая какие-то смехотворные
объяснения. И это самое страшное – он верит, что высшая добродетель в том,
чтобы жить так, как живет он. Снова мы вернулись к коронному тезису мещанина –
чтобы все были как все…
Вот это и есть мой шеф – великолепный представитель своего
племени, экземпляр, путем сложных, непроясненных наукой мутаций образовавшийся
из прежнего геранщика.
К нам подошли два очень приличных молодых человека и
пригласили на танец наших дам. Подозреваю, что первый пригласил супругу шефа
только потому, что второму показалось неудобным приглашать одну Жанну. Не
перевелись еще у нас тактичные люди…
– Прошу, – сказал я, наполняя бокал шефа.
– Нет, это какая-то мистика, – пожаловался он. Вы,
Борис Петрович, и вдруг… Простите, никогда не ожидал…
– Ах, дорогой Игорь Сергеевич… – сказал я, небрежно гася
докуренную, конечно же, до половины сигарету. – Двойная улыбка Фортуны,
если можно так сказать. Во-первых, умер мой дед, генерал Песков. Слышали,
надеюсь, о таком? Во-вторых, Жанна Федоровна дочь… – я очень многозначительно
помолчал. – В общем, вы понимаете…
Все. Я его раздавил. Повизгивая от удовольствия и зависти,
он поставил меня над собой. В глазах его полыхал один из кличей его племени:
«Умеют же люди устраиваться!»
Вернулись наши дамы, и шеф сказал своей:
– Лена, а ты знаешь – Борис Петрович, оказывается, внук
генерала Пескова!
– Неужели того самого? – почти без промедления
изумилась Лена.
«Я скромно потупил глаза. Может быть, и правда был такой
генерал Песков?
Официант поставил передо мной бутылку шампанского, которого
я не заказывал.
– Ваши друзья просили передать, – сказал он,
автоматически обернувшись в сторону того столика.
Я посмотрел туда. За столиком сидели двое мужчин, и один из
них, перехватив мой взгляд, приподнял бокал и поклонился. Он был высокий,
спортивного склада, лет сорока, с жестким интеллигентным лицом, в очень модных
очках. Второму было лет шестьдесят. Полная противоположность первому –
кругленький, даже расплывшийся, румяный такой, излучавший любовь ко всему, что
попадалось на глаза. Что касается одежды, то нас явно обшивал один и тот же
портной.
Снова какой-то парень пригласил Жанну, и я разрешил,
наверное, слишком горячо – она взглянула на меня с легким недоумением. Я встал,
подошел к тем двоим и спросил:
– Присесть позволите?
– Ну конечно, Боренька! – воскликнул толстяк, и я узнал
голос из телефонной трубки.
– Виктор, – сказал спортивный. – Впрочем, я уже
представился по телефону. Это Назар Захарыч. Рады приветствовать. Вижу, что вы
вполне освоились со своим новым положением, так и надо, молодец. Вы мне
нравитесь, Борис.
– Весьма тронут, – сказал я. – Польщен. Надеюсь,
теперь вы объясните суть и цели? Согласитесь, что я чувствую себя…
– Это пройдет, – бодро сказал Виктор. – К хорошему
привыкают очень быстро. А суть и цели… По причинам, которые не стоит здесь
приводить, потому что к завтрашнему дню они устареют, мы посвятим вас в
некоторые тайны только завтра. Потерпите?
– Потерплю, – сказал я.
– Значит, часов в шесть вечера мы вас навестим. Честь имею.
Я совершенно правильно понял нехитрый намек и вернулся к
своей компании. Все складывалось прекрасно…
Вечер промелькнул незаметно – ведь шеф остроумный и приятный
собеседник, душа компании, а теперь, когда он признал во мне равного себе и
даже стоящего чуть выше, он был особенно мил. Соизволив вспомнить о моих
увлечениях, он объявил, что у него имеется редкое издание Булгакова, и, так как
он считает себя моим должником… Некоторое время мы успешно состязались в
светскости, но состязание прервали наши дамы, напомнившие, что сегодня они
танцевали только с чужими, так что пора нам проявить инициативу. Мы вняли.
После закрытия мы отвезли домой шефа с cупpугой, получили
горячее приглашение навестить их как можно скорее, приняли его и поехали домой.
Не сомневаюсь, что сегодня в качестве колыбельной шефу придется выслушать
монолог на тему «Живут же люди, умеют же добиться!», и, если я хоть что-то
понимаю в людях его типа, с сегодняшнего дня он возненавидит меня тайной жгучей
ненавистью – обязательно тайной…
Дверные замки были целехоньки, злоумышленники бродили где-то
далеко, но все равно нужно было поставить запоры похитрее, это можно устроить
хотя бы через шефа, есть у него книжечка с координатами нужных на все случаи
жизни людей…
