– Экспериментирую, хватаюсь за что попало. Хотя если она и
робот, то такого класса, что это, собственно, уже и не робот.
– Провались ты, – сказал я. – Никакой она не
робот, понесло тебя по вашим гипотезам…
– Ладно, пойдем дальше. Тебя не удивило, что среди изобилия
материальных благ книги отсутствуют?
– Еще как удивило. И новых не выдали, и старые сперли, гады.
В дверь позвонили, и я пошел открывать. На площадке стоял
невысокий мужчина в коротком светлом плаще, подтянутый, напоминающий офицера в
штатском.
– Чем могу? – спросил я.
– Вы разрешите войти? – спросил он, чуть наклонив
голову, это было похоже на старинный офицерский наклон. – Мне хотелось бы
с вами поговорить.
– Пожалуйста, – сказал я. Со вчерашнего дня я почти не
удивлялся всяким странностям, к тому же у меня мелькнула мысль, что незнакомец
может и иметь к этим странностям какое-то отношение, так и вьются вокруг меня
незнакомцы…
Он прошел в комнату, не сняв плаща, я отметил, что он и
глазом не повел по сторонам, словно увидел именно то, что и ожидал. Для
человека, пришедшего к незнакомым ему людям, у него было слишком уж
невозмутимое лицо. Или я не был для него незнакомцем?
– С кем имею честь? – спросил я, усадив его в кресло.
– Называйте меня просто Иванов, – сказал он. –
Видите ли, там, откуда я родом, моя фамилия встречается столь же часто, как у
вас фамилия Иванов. Так что смело зовите меня Ивановым.
Белоконь взглянул на меня со значением, но я знал, что нужно
делать.
– Иванов, – начал я, – какая у вас должность на
вашей планете?
– На вашей – инспектор-наблюдатель, – сказал он
спокойно. – На нашей я не работаю. Давно уже.
– И за кем же вы наблюдаете? – спросил Белоконь.
– За вами, естественно.
– Зачем?
– Я историк, – сказал он. – Какой историк не хотел
бы своими глазами увидеть прошлое? А вы ведь – наше прошлое.
– Это вас я должен благодарить за подарки?
– Нет, – сказал Иванов. – Давайте сразу внесем
ясность. Эксперимент с вами проводит другая цивилизация, другая раса. Это,
впрочем, такие же гуманоиды, как мы с вами, в чем вы могли убедиться на примере
Жанны… Между прочим, наши противники, но что поделаешь – существуем…
– Схватка двух миров… – пробурчал Белоконь. – И Земля –
арена. Я-то думал, что такое случается только у Саймака.
– Интересно, почему вы так думали? – обернулся к нему
Иванов. – И вообще, что вы думали, президент? Что в космосе нет разумных,
кроме вас? Или они есть, но идейных расхождений у них быть не может? Все они,
как горошины из одного стручка, да? Геннадий, вы ведь живете не на Земле, вы
живете в космосе, ваша атмосфера – не броня, а космос не шеренга слепков с
одной-единственной матрицы, когда же вы это поймете?
– Так, – сказал я. – И оттого, что наша атмосфера
не броня, вы можете экспериментировать, как хотите?
– Я уже сказал, что это не мы. Не путайте нас с ними. Мы
были и остаемся наблюдателями, только наблюдателями, вы понимаете? Не имеем
права даже шевельнуть пальцем.
– Даже если кто-то отдаст приказ начать ядерную войну?
– Даже.
– Это не жестоко?
– Иногда разумная жестокость лучше абстрактного гуманизма.
– Ага, – сказал Белоконь. – Это старая песня – что
тот, кому оказали помощь, станет вечным нахлебником филантропа. Интересно, с
какой стати? Понятия не имею, что творится в космосе, поэтому буду приводить
только земные примеры. Вы хорошо знаете нашу жизнь?
– Я у вас шестой год, – признался Иванов. – Другие
и дольше, так что разбираемся.
– Прекрасно. Тогда вы должны знать, что наша страна много
помогает другим странам, но они не собираются превращаться в нахлебников. Или
вы иначе думаете?
– Нет, отчего же. Только вы путаете помощь с опекой.
Представьте – друг против друга стоят изготовившиеся к бою армии, вот-вот
должна прозвучать труба, и в этот момент к военачальникам одной из сторон подходит
незнакомец и предлагает: «Не стоит вам губить своих солдат, отпустите их по
домам к женам и чадушкам, а с вашим противником я разберусь сам». И начинает
разбираться. Солдаты той армии, которой он протежирует, расходятся по домам и
какое-то время благоденствуют. Но однажды появляется новый, незнакомый враг, и
для борьбы с ним мало торопливо собранных солдат, нужен опыт, который как раз и
помешал приобрести благодетель. И ничего другого не остается, кроме как снова
кликать его, доброго, могущественного. Хорошо, если он окажется поблизости и не
опоздает… Вы сумели отказаться от бога, найдите в себе силы отказаться и от
заоблачных варягов.
– Можно проще. Одна-единственная акция – уничтожение
ядерного оружия.
– А химическое? Бактериологическое? Бомбы, что выжигают
кислород в радиусе километра? Шариковые? А промышленность, производящую
взрывчатку, тоже – в порошок? И атомные заводы? Но тогда вы не сможете
производить атомные электростанции, лучевые пушки для онкологов, аммонал для
шахтеров. Наконец, главное – заводы по производству эйч-бомб существуют не в
безвоздушном пространстве, они неразрывно связаны со всей промышленностью
производящей бомбы страны. Вы в самом деле согласны ради избавления от атомного
страха вернуться в каменный век? Что тогда? Средства из арсенала вашей
фантастики – все эти гипноизлучатели, за минуту превращающие людей в ангелов?
Между прочим, они у нас есть, маленькие, правда, их используют биологи и
косморазведчики против диких зверей, но мы можем сделать и большие. Хотите? Ах,
вам лично «позитивная реморализация» не нужна? Пиночет, Стресснер и так далее?
А миллионы не-генералов и не-чинов? Кто будет производить отбор – вы?
Отличный вышел бы из него боксер. Он гонял Белоконя по
рингу, небрежно отмахиваясь, как от комара, прижал к канатам и не добил только
из жалости.
– Хватит, Генка, – сказал я, – мне было жаль его и
себя тоже, потому что он частично высказывал и мои мысли. – Действительно,
если вдуматься, вся эта гнусь не растеряется и без бомб, был бы только лес, где
можно выломать дубину. Давайте о чем-нибудь другом.
– Хорошо, давайте о другом, – согласился
Белоконь. – Иванов, вы же наблюдатель, вы не имеете права шевельнуть и
пальцем, почему же вы к нам пришли?
– Во-первых, я дал вам минимум информации, слегка улыбнулся
он. – Во-вторых, обстоятельства особые. Песков уже вошел в контакт с
«филантропами». Это прозвище, мы их так зовем.
– А они вас?
– «Перестраховщики». Прозвища считаются оскорбительными.
Потому я и смог появиться у вас, что вы уже знакомы с Сообществом, к сожалению,
не с лучшими eго представителями. Тем не менее я не имею права шевельнуть и
пальцем, чтобы чему-нибудь помешать.
