…Он кричал во сне и проснулся от этого крика, не похожего на
человеческий. Помотал головой, проморгался, окончательно отгоняя сон, резавший
глаза, словно песок, увидел знакомый потолок, залитую солнцем комнату и
попытался сообразить – во сне или наяву он кричал? Наверное, все-таки во сне,
иначе из кухни непременно прибежала бы Алена, а она, Снерг слышал, безмятежно
возилась с завтраком. Ну и прекрасно, удалось обойтись без ответов и на этот
раз, хотя она явно что-то почувствовала, нельзя долго обманывать женщину,
которая тебя любит и знает насквозь – особенно если абсолютно нет навыков по
части обмана, лжи…
Цветов уже не было, ни одного – роботы-уборщики постарались.
«Она правильно сделала, – подумал Снерг, – при
дневном свете увядшие цветы выглядели бы смешно и жалко, всему свое время,
всему своя мера…»
Он долго стоял под душем, пуская то ледяную, то горячую
воду, растирался до жжения кожи жестким полотенцем, и вошел в кухню, чувствуя
себя исключительно бодрым, свежим и готовым сворачивать горы – самое время
забрезжить идее…
На углу стола стояли несколько тарелочек и чашка кофе,
приготовленный на одного завтрак, что было довольно странно – Алена любила
завтракать вместе с ним, кормить его, а сейчас сидела поодаль, в белых брюках и
белой вышитой блузке (за пристрастие к белому Снерг называл ее порой то
Снегурочкой, то Снежной королевой), с видом строгим и серьезным. Кажется, будет
сцена, сообразил Снерг. Крайне редко, но случалось и такое. Неужели?
Снерг смотрел на нее. Молчание переходило в неловкость,
неловкость – в напряженность, а он по-прежнему ничего не понимал. Или просто
боялся кое о чем догадываться.
– Доброе утро, малыш, – сказал он как ни в чем не
бывало. – Позавтракала уже?
– А притворяешься ты бездарно, – сказала Алена.
– Ну, я же не актер, – пожал он плечами.
Обычно Алена всерьез сердилась, когда он поминал всуе ее
профессию, но сейчас прием не подействовал, то ли в силу избитости, то ли по
другим причинам. Снерга более устроило бы первое.
Алена невозмутимо молчала.
– Что случилось?
– Ничего особенного, – сказала она
отстраненно. – Сиди себе и завтракай.
Резко поднялась и вышла, едва не опрокинув широким рукавом
его чашку, это было уже совсем серьезно. Снерг торопливо последовал за ней,
Алена его словно бы и не видела – села на тахту, сложила руки на груди и стала
демонстративно смотреть в окно. Снерг потоптался и сказал:
– Аленка…
Никакой реакции.
– Хочешь, на колени встану?
– Хоть на голову, – отрезала Алена. – Как там
тебе удобнее, будь как дома.
– Ну, так, – сказал Снерг. – Сейчас
сграбастаю и буду держать вниз головой, пока не оттаешь. Трудно сохранять
ледяную невозмутимость, когда тебя держат вниз головой, не так ли? А визжать и
вырываться ты посчитаешь ниже своего достоинства, я тебя знаю.
– Ох, как же мы друг друга знаем…
– Итак?
– Садись-ка, – Алена смотрела на него сухими
глазами, но Снергу все равно казалось, что она плачет. – И пожалуйста,
изволь отнестись серьезно ко всему, что я скажу. Ты меня снова обидел. И снова
не заметил, а ведь копится… Почему ты боишься спать, уснуть? Молчи. Если начал
подыскивать слова, значит, собираешься врать. Ну нельзя же так, Стах. Я все
понимаю – не жена, не имею права лезть в тайники души… предположим, и жена
порой на то не имеет права, но суть в другом. Я верю, что ты меня любишь, ты
веришь, что я тебя люблю, но разве этого достаточно? Я имею право знать, что с
тобой. Иначе что у нас останется – одна постель?
– Понимаешь, я…
– Понимаю превосходно. Еще один атавистический комплекс
– не доверять женщине свои сложности, это так не по-мужски, чуть ли не
унизительно… Да ведь нам как раз нужно доверие, чурбан, доверяя, силу вы
проявляете, а не слабость! Что с тобой происходит?
– Я не понимаю, – сказал Снерг. – Сны снятся
дикие, ну прямо хоть с ума сходи…
– Кошмары?
– Не совсем то. Кошмары – это чудовища, фантасмагории…
А здесь как раз реальность, но от этой реальности спятишь скорее, чем от
кошмаров. Битвы, почти сплошные битвы, разные века, разные страны, одни я
приблизительно могу опознать, другие – нет. И во всех я активно участвую.
Иногда меня убивают, иногда нет, иногда обрывается на середине – просыпаюсь. А
иногда бывает, что, уснув вновь, смотрю с того места, на котором прервалось… То
дерусь за что-то хорошее, то вовсе даже наоборот – и буянить в
захваченных городах не раз случалось. Но до чего все реально, знала бы
ты, – боль, ощущения, скрупулезная точность действия… Словно во сне живу
чужими жизнями. Передумал всякое – какая-нибудь генетическая болезнь, а то
и просыпается наследственная память – есть у медиков теория, будто это все же
возможно… Знала бы ты, до чего это иногда страшно…
– Но почему же ты к врачу не пошел?
– Сам не знаю, – сказал Снерг. – Три раза
собирался, но каждый раз что-то останавливало, словно срабатывал некий
предохранитель…
– И давно это началось?
– Около месяца назад. Пойми, я ведь уже начал снимать,
фильм был на середине, и вдруг улетать к врачам? Я же не умею останавливаться
на середине, пусть даже горит земля под ногами. Ты же сама творческий человек,
ты поймешь.
– Значит, вот как… – сказала Лена. – Бедный
ты мой… А теперь я ничего не понимаю. Прости, я тоже кое-что утаила. Помнишь
Вельяминова, психолога из Звездного Флота? Мы с ним встречались в сто втором на
Сордогнохе.
– Постой-постой, – раздумчиво сказал Снерг. –
Такая шкиперская рыжая бородка, перстень с радужником – он любит притворяться
чуточку чудаком…
Он помнил врача, в жизни каждого современного человека масса
таких знакомых – неплохие парни, но потом дороги разошлись, люди так и
остались случайными знакомыми – просто не в человеческих силах поддерживать
тесную дружбу со всеми хорошими людьми, встретившимися на твоем пути, времени
не хватит.
– Вот-вот, он самый, – сказала Алена. – Он
мне звонил за день до твоего приезда. И весьма дотошно выспрашивал о твоем
здоровье – хорошо ли спишь, не жалуешься ли на кошмары, как тебе работается. А
потом не так уж хитро сделал вид, что ничего серьезного за его расспросами не
кроется – пишет он, дескать, какую-то работу о творческих людях. Понял теперь?
Я и без него заметила бы, что с тобой что-то неладное… Но ты понимаешь, что
означает его звонок?
– Что я – не единственный, – сказал Снерг. –
Это многое меняет, и вообще… Аленушка, а если это – идея? Если это и есть
новый фильм? Вдобавок все осмыслено человеком, с которым происходит то же
самое… великолепно!
– Неисправим… – Алена вздохнула, подняв глаза к
потолку.
– Но ты ведь не любила бы меня другим?
