Панарин прошел лагерь из конца в конец, прежде чем наткнулся
на еще одного занятого делом человека. Кузьменко, рослый симпатичный парень с
роскошными запорожскими усищами, установил полукругом пять треножников с
приборами самого причудливого облика и хлопотал над ними, что-то отлаживая. У
него были чрезвычайно экономные движения, ни одно не пропадало зря, каждое
чему-то служило.
Кузьменко представлял здесь Институт нерешенных проблем –
заведение, вызывавшее непрестанный поток анекдотов и иронических эпиграмм,
многократно превосходивший по накалу насмешки над «шлиманами». Астроархеологи,
по крайней мере, были не более чем хроническими неудачниками, которым рано или
поздно обязательно повезет – с этим не могли не согласиться насмешники, даже
более того – им самим в глубине души отчаянно хотелосъ, чтобы
астроархеологи однажды удивили мир. С ИНП обстояло не в пример сложнее.
Прежде всего его сотрудники, если разобраться
беспристрастно, сами не всегда понимали, что ищут, и там ли ищут, где следует.
Впрочем, справедливости ради следовало добавить, что вина лежала не столько на
них, сколько на истории несостоявшегося становления парапсихологии как науки.
Лет пятьдесят назад казалось, что триумф не за горами.
Исследования велись во всех концах Земли, множились теории, гипотезы и
научно-исследовательские институты, серьезные ученые пытались раскрыть механизм
телекинеза и телепатии, расцвела биоэнергетика, грозила удивить мир биофизика.
Средства массовой информации перешли от неумеренных восторгов к стойкой
приязни, любованию чем-то в принципе решенным, чей успех – дело даже не
завтрашнего утра, а сегодняшнего вечера. Спектр исследований и тем был необозримо
широк – от установления телепатического контакта с животными до новой
трактовки многих мифов, сказок и легенд.
Сейчас, не исследуя скрупулезно историю предмета, трудно
вспомнить (тем более человеку, родившемуся, когда отшумел уже краткий период
процветания), как произошло, что сулившее столь ослепительные перспективы дело
незаметно увяло, и гремевший когда-то вулкан превратился в заросшую лесом
безобидную ложбину. Именно незаметно и тихо – не было серии звонких
ошеломляющих неудач, бесшумно и неприметно, словно забытая свеча, в
каких-нибудь два-три года все угасло. В другое время, не исключено, это
привлекло бы большее внимание, но кризис парапсихологии заслонили другие
события – первые разведывательные рейсы кораблей Дальнего прыжка, создание
Звездного Флота, освоение Ойкумены. Человечество было надолго увлечено другими
делами, а впоследствии неудачи парапсихологии за давностью стали выглядеть
чем-то обыденным, положение дел – устоявшимся…
А двадцать лет назад стараниями энтузиастов был создан
Институт нерешенных проблем, по сути, представлявший собой, скорее,
любительский кружок, чем научную организацию. Девять десятых его сотрудников
работали где-то по своей прямой специальности, а ИНП отдавали «личное время».
Административно он никому не подчинялся – и потому, что практически невозможно
было определить, кому он, собственно, должен подчиняться, и потому, что
уважающие репутацию своих учреждений и свою лично ученые обеими руками
открещивались от «адской кухни». В результате ИНП так и остался «вольным городом»,
что имело как свои отрицательные черты, так и свои плюсы. К минусам можно было
отнести то, что ИНП не имел в научном мире и тени авторитета, не мог
рассчитывать на поддержку крупных ученых. К плюсам – то, что ИНП был сам себе
голова, над ним не довлели планы и сроки. Академия наук Земли придерживалась
того мнения, что запрещать исследования, не сулящие пользы, но и не приносящие
вреда, было бы безответственным пережитком старины, и ограничилась тем, что
поручила инспектору техники безопасности соответствующего региона надзор за ИНП
и предоставила ему кое-какие официальные каналы для получения необходимой
аппаратуры – надо сказать, ИНП чаще всего отказывался от стандартных приборов и
установок, предпочитая доводить до белого каления мастерские заказами на самые
фантасмагорические устройства, вокруг которых долго бродили с учительным
недоумением во взоре ко всему привыкшие инспектора «Динго».
Чем занимался ИНП, понять было трудно, и посторонние обычно
удовлетворялись коротким объяснением – всем сразу. Так оно и было – искали
якобы затерянный в глубине Гималаев таинственный город Шамбалу, то ли форпост
пришельцев, то ли хранилище древних знаний, экспериментировали с геомагнитным,
биофизическим и гравитационным полями, пытались отыскать неоткрытые пока поля и
излучения, разбирали на молекулярном уровне мифы и саги, бились над секретами
навигационных способностей птиц и электрических органов некоторых видов рыб,
гипнотическими свойствами анаконд с Эвридики и загадками народной медицины.
Один и тот же отдел занимался сегодня архивами Ватикана, а завтра мог
переключиться на изучение лунных масконов. Институт постоянно вторгался едва ли
не во все области науки, то и дело шокировал ученый мир безумными гипотезами,
одним чрезвычайно импонировал (в основном молодежи), другим надоел хуже горькой
редьки, третьи (преимущественно те, чью жизнь безумные гипотезы не осложняли)
сохраняли выжидательный нейтралитет. Как сказал однажды Снерг, ИНП одержал
первую победу – к нему относились как угодно, только не равнодушно. К сожалению,
первая победа прочно оставалась и единственной…
В какой-то мере ИНП был родственником Проекта, собратом по
горестям, и Панарин относился к «адской кухне» с дружеским пониманием – увечный
поймет увечного, и вместе им легче переносить немилость судьбы…
– Здорово, – сказал Панарин.
– Привет, – обернулся Кузьменко. – Обновляешь
эполеты?
– Ага. Чем это ты тут занимаешься?
Незнакомые приборы всегда выглядят загадочно, но эти были
вообще ни на что не похожи, создавалось даже впечатление, что друг с другом они
не вяжутся, не сводятся в единый комплекс. Зачем-то мигали лампочки, что-то
показывали индикаторные полосы, медленно вращалась решетчатая антенна,
выползала испещренная таинственными зигзагами лента, и ничего нельзя было
понять.
– Воду в ступе толку, – сказал Кузьменко. –
Но, похоже, водички мне свежей подлили…
– Это как?
– Новые результаты. Любопытные. То ли погорит гипотеза
одного нашего парня, то ли наводки от работающего поблизости видеофона.
– А это что? – Панарин кивнул на антеннку.
– Новое излучение. И не спрашивай, какое – мы сами ни
кванта не понимаем, даже в том, что оно есть, не уверены. Я доходчиво излагаю?
– Прямо-таки на лету схватываю, – сказал Панарин с
дружеским участием. – Жизнь у нас, как я смотрю, веселая – собрались
адепты трех видов серой магии – мы, вы и «шлиманы» – и соревнуемся в невезении.
– Четырех.
– Ах да, еще и преподобные, – вспомнил
Панарин. – Четыре мушкетера, у которых нет даже своего кардинала Ришелье,
на котором можно сорвать злобушку… Я слышал, у «шлиманов» какие-то новости?
– Вряд ли, ходят грустные. – Он склонился к одному
из приборов и с полминуты был само напряжение. Нажал кнопку, антеннка перестала
вращаться, но рядом с ней выдвинулись две подрагивающие спирали. – Тим, ты
мне нужен как раз в качестве новоиспеченного начальства. Я хочу устроить на
корабль один безобидный прибор. И провести кое-какие исследования во время
эксперимента. Есть же сравнительно рутинные полеты. И положение о побочных
исследованиях.
