Воцарилось неловкое молчание. От палатки доносились гитарные
переборы и ленивый басок:
– Тишина – недолга,
грусть шумит, как пурга
в сухостое прошедших столетий.
Коль отчаялись мыслью пронзить пустоту,
что ж вы намертво бога прибили к кресту,
распрочертовы дети?
Великое множество гитаристов работало под Шеронина, но их
творчество оставляло желать лучшего.
– «Чтоб блудниц не любил,
чтоб о правде не ныл,
и о тихом добре не долдонил…»
Ваш единственный тест —
неоструганный крест
да по паре гвоздей на ладони…
– Как вам песня? – невинно спросил Панарин.
– Возможно, я вас огорчу, но могу ее только
приветствовать. Конечно, к образу Христа этот молодой человек обратился
исключительно в поисках поэтических красивостей, но то, что вы привлекаете наши
образы для осмысления обуревавших вас проблем, не может нас не радовать…
Позвольте откланяться. Крайне приятно было познакомиться.
Он с достоинством благословил обоих отработанным до
автоматизма жестом и не спеша зашагал к лагерю.
– М-да, – сказал Панарин. – С орлами он нас
неплохо подсек… Что твои ящики?
– Фон от него идет сильный, – сказал
Кузьменко. – Не слабее, чем от твоих личных сложностей.
– А верит он в то, что декларировал?
– Ох, а я тебе объяснял, распинался… – поморщился
Кузьменко. – Откуда я знаю? Обидно – мы не можем выбить разрешения на
эксперимент, а у этих имеется собственный звездолет…
– Традиции – живучая штука, – сказал
Панарин. – Пусть себе потешатся напоследок, прежде чем вымереть…
– А тебе не кажется, что мы их недооцениваем?
– Мы? – удивился Панарин. – Брось, какое там.
Полечу я, пожалуй. Возьму крылья мои поутру и гряду к поселку…
Грузового мобиля уже не было, гитарист затих. Заглядывать в
палатки показалось неудобным, и Панарин направился к своему мобилю.
– Командор! – остановил его незнакомый девичий
голос.
Панарин обернулся и узнал блондинку, которая была позавчера
в «Приюте» с Иреной.
– Здравствуйте. А где Ирена?
– Где-то в поселке. Так даже лучше.
– Почему?
– Она девушка самолюбивая. Обещала похвастать перед
вами успехом, а хвастать, оказывается, и нечем.
– Неудача?
– Увы, – грустно сказала девушка. – Откопали
подающую надежды плиту, но быстро выяснилось, что ничьи руки к ней не
прикасались – курьезы тектонической деятельности. И о письменах не может идти
речи – курьезы природы… Хорошо хоть, не успели поднять шум на всю Ойкумену, как
предлагали некоторые горячие головы… И у вас без изменений?
– Без малейших.
И они улыбнулись друг другу печальной улыбкой людей,
связанных общей бедой.
Вернувшись к себе, Панарин позвонил Муромцеву и спросил,
есть ли какой-нибудь смысл в исследованиях аномальных областей пространства
конфигурации К-3 – он специально запомнил и за точность ручается.
Муромцев, задумавшись не более чем на десять секунд, сообщил, что данные
области, равно как и отличающие их аномалии, давно и скрупулезно изучены
современной наукой и возиться с ними далее означало бы примерно то же самое,
что вычислять значение числа «пи» до миллиардного знака после запятой –
теоретически это возможно, а практически никому не нужно. Мыcль о том, что
гости с «Апостола Павла» могли усмотреть в них что-то, ускользнувшее от взора
современной науки, Муромцев с негодованием отмел как дилетантскую. Разве что
именно в этих областях пребывает Господь Бог, но уж верить в это или нет – личное
дело Панарина.
После этой отповеди, прибавившей толику недоумения, Панарин
позвонил Марине, но здесь его ожидал афронт номер два – узнав, о чем он
собирается ее просить, Марина крайне резко заявила, что не видит нужды второй
раз отправляться в полет и в оруженосцах не нуждается. Правда, она
преисполнилась холодности лишь после того, как Панарин рассказал о сути
затруднений, и у него сложилось впечатление, что она просто-напросто
недолюбливает ИНП и его эксперименты…
Глава 10
Битвы с драконами и Чаша Грааля
Он услышал слабое жужжание и двумя пальцами выудил из
нагрудного кармана радиобраслет, нажал кнопку.
– Тим? – раздался голос Крылова.
– Нет, андромедянин, – лениво сказал
Панарин. – А Тима мы похитили, и о сумме выкупа…
– Немедленно ко мне! В Главную! – громыхнул бас
Кедрина. – Ноги в руки, понял?
И сразу же забубнили что-то несколько возбужденных голосов –
Кедрин с Крыловым почему-то не отключились.
– Есть… – недоуменно бросил в пространство
Панарин, пожал плечами, сдернул с вешалки куртку. Сбежал по лестнице, прыгнул
на скоростную дорожку. Обогнав его, на неразрешенной и ненужной в поселке
скорости пронесся синий элкар с эмблемой «Динго», свернул в сторону центра.
Следом в том же направлении промчались еще один элкар, серый, и двухместный
роллер, который, цепляясь друг за друга, облепили пять человек – один едва не
вылетел на мостовую при крутом повороте, но его удержали.
В кармане невнятно бормотал на разные голоса браслет, иногда
сквозь гомон прорывались обрывки энергичных команд, но кто приказывает, кому и
что, понять было невозможно. Над самими крышами просвистели три мобиля, из-за
здания Главной диспетчерской взмывали вертолеты и разлетались в разные стороны.
Все это ничуть не выглядело паникой, но весьма походило на общую тревогу номер
один – готовность к чему угодно. Разумеется, Панарин, как и все остальные,
знал о «ситуации осадного положения», как она именовалась в уставах – курсанты
об этом узнают на первом году обучения, вернее, узнают подробности и детали, потому
что с тревогой номер один любой успевает познакомиться в детстве по
приключенческим фильмам – там ее объявляют трижды за серию. В жизни, как и
полагается, сирены ревут значительно реже – за два с лишним десятилетия
существования поселений в Ойкумене «ситуацию осадного положения» объявляли
трижды, а на Эвридике – ни разу…
«Что ж, с почином», – подумал Панарин, услышав
заполошный, пульсирующий вой сирен – он шел словно бы ниоткуда и был везде,
лился сверху и снизу, звучал из каждого окна, словно сам воздух кричал от
непонятной боли. Следом загремел голос, столь же мощный и всепроникающий:
– Внимание, общая тревога номер один! Внимание, общая
тревога номер один! Выход за пределы поселка воспрещен!
И никакого упоминания о характере опасности, сообразил
Панарин, никаких распоряжений тем, кто числится в тех или иных аварийных
командах. Следовательно, самому поселку ничто не угрожает, что-то случилось за
его пределами…
