– Ого! – Панарин посмотрел на нее с любопытством. –
Вы, часом, не из нашей системы?
– Увы, нет. Все прозаичнее. Мой младший брат –
курсант Львовского училища. Поневоле стала знатоком регалий и эполет.
«Младший брат, – подумал Панарин. – Еще один из
тех, кто считает Галактику своим домом – настрой у нынешних курсантов прежний,
тот, что был и у нас…»
– Значит, вы только что произведены. Жалко.
– Я могла и подумать, что вы – инопланетянин.
– Неужели похож?
– А вы разве не слышали? – удивленно подняла брови
Ирена.
Странно, но она, кажется, не шутила.
– О чем я не слышал?
– На Земле распространяются слухи, что каким-то образом
удалось обнаружить маскирующихся под землян инопланетных наблюдателей. Теперь
понимаете, почему вас можно принять за инопланетянина? Знаки отличия и форму вы
скопировали абсолютно правильно, а о шевроне забыли.
– Мы чуточку пренебрегаем мелочами, как все
андромедяне, – сказал Панарин.
– Между прочим, я абсолютно серьезно. Ходят такие
слухи.
– Ох, вторую сотню лет они ходят, – сказал
Панарин. – Встретить бы такого наблюдателя – не отпустил бы, пока не
дознался, каким образом им удается преодолевать такие расстояния…
– Но ведь интереснее доискаться самим?
– Который год доискиваемся… – сказал Панарин.
– Значит, вы не андромедянин. Жалко. Но я не
разочарована. Вы – мой первый знакомый испытатель Проекта, будет чем хвастать
перед братом.
– Господи, чем тут хвастать…
Как всякий человек мужественной профессии, он был суров,
немногословен и скромен до предела…
– Вы журналистка? Впрочем, такие штампы в журналистике
давно отмерли. Да и журналисты нас прочно забыли.
– Нет, не журналистка. А кто, не скажу. Попробуйте
угадать.
– Не так уж трудно, – хмыкнул Панарин. –
Звездный Флот и Глобовидение отпадают. Остаются Проект, планетологи и «Галакс».
– Холодно. Можно перебить вас бестактным вопросом? Что
вы будете делать, если усилия Проекта так и не увенчаются успехом?
– Такого быть не может.
– Уверены?
– Да, – сказал Панарин, начавший привыкать к ее
почти мгновенным переходам от шутки к серьезному и наоборот. – Уверенность
эта чисто эмоционального плана, и тем не менее… Существует некий закон
преодоления преград – я бы его так назвал. Причем преграды становятся все более
сложными. Когда-то человек не мог переплыть узенькую речушку – построил плот.
Потом непреодолимым препятствием казался океан – но появились драккары, лодьи и
каравеллы. Потом люди завоевывали воздух, Солнечную систему, вышли к другим
звездам. Возьмем и этот барьер.
– Ну, а если все-таки?
– Для меня нет «все-таки», – сказал Панарин.
– Рассердились?
– И не думал, просто излагаю свои взгляды.
– Взгляды, взгляды… – она задумчиво чертила что-то
пальцем на столе. Кажется, «пифагоровы штаны». Есть что-то забавное в том, что
«штанами» назвали чертеж, созданный человеком, никогда не пользовавшимся
штанами.
– Такие взгляды кажутся вам наивными? – спросил
Панарин. – Кое-кто отзывается именно так.
– Нет, отчего же – наивные. Взгляды как взгляды. Вот
только… – она подняла на Панарина глаза. – Мне кажется, что, думая о
развитии техники, вы смешиваете две противоположные тенденции: бороться с
природой и сотрудничать с ней. Создавая самолеты, химические ракеты, вертолеты,
человек боролся с ветром, с силой земного притяжения. И только двадцать лет
назад появились мобили, которые, если можно так выразиться, «сотрудничают» с
гравитационным полем планеты, а не борются с ним, пытаясь пересилить.
Понимаете?
– Да, – сказал Панарин.
– Химические ракеты отжили свое и стоят теперь в
музеях, но корабли Дальнего прыжка используют тот же принцип «борьбы» с
природой – пробить пространство, проскочить, деформировать, одним словом. Тот
же самолетный винт, кромсающий воздух, если вдуматься. Почему бы не поискать
более «мирные» методы? По-моему, никто до сих пор этим даже не занимался?
– Что-то такое было на заре ДП-полетов, – сказал
Панарин. – Несколько спорных работ, которые забыли даже прежде чем они
успели оформиться в тупиковую ветвь. Я не теоретик и не знаю всех подробностей,
но можно покопаться в архивах.
– Может быть, эти идеи поторопились списать в архивы?
– Повторяю, я не физик, – сказал Панарин. – И
вы, сдается мне, тоже – физики Проекта не видят иного пути, кроме ДП-кораблей.
Может быть, вы все же в «Галаксе» работаете?
– Хорошо, не буду вас больше интриговать. Я археолог и
прилетела сюда работать.
Панарин с трудом подавил удивление. Работы археологу на
Эвридике найдется примерно столько же, сколько энтомологу – на Плутоне, а
вулканологу – в Сахаре.
– Более того, я – астроархеолог.
В некоторых отношениях астроархеология, искавшая на других
планетах следы иного Разума, была родной сестрой Проекта «Икар». Столь же уныло
прозябала. Проект, по крайней мере, имел возможность неограниченно
экспериментировать, но его сестричка была лишена такой возможности. Ни на одной
из планет Ойкумены не удалось обнаружить ни разумных существ, пусть на низкой
стадии развития, ни следов инопланетян. Редкие сенсации время от времени
ослепительными метеорами вспыхивали в научных небесах и тут же гасли – ошибки,
натяжки, ложные тревоги. Если смотреть правде в глаза, астроархеология уныло прозябала
в ожидании чуда…
– Как видите, встретились родственные души и братья по
несчастью, – сказала Ирена. – Однако нам, кажется, повезло – в
Синегорье палеонтологи обнаружили нечто напоминающее захоронение.
– Очередная ложная тревога.
– Говорят, не похоже.
– Да быть этого не может! – сказал Панарин. –
Нет здесь никаких сапиенсов, и не было. Простите, но вы снова гоняетесь за
миражом. Хотя… Что ж, копайте. Интересно будет посмотреть.
– Иронизируете?
– Вполне серьезно желаю вам удачи, – сказал
Панарин. – Не хочу, чтобы множилось число неудачников – их здесь и так
больше чем нужно. Когда вы летите в Синегорье?
– Завтра. Прилетайте к нам. Или вы ужасно заняты?
– Да нет, – сказал Панарин. – Следующий полет
у меня через три дня. А обязанности заместителя по летным вопросам не так уж и
обременительны. Так что я непременно прилечу. Но только тогда, когда вы
действительно откопаете что-то интересное.
– Постараемся. – Ирена встала. – Проводите
меня.
Почти рассвело, над крышами задержались последние звезды,
прозрачные, уже не казавшиеся по-ночному колючими.
