– Улетаете?
– Улетаю.
– В такой момент?
– Хорошее нужно обрывать в подходящий момент, –
засмеялась Ирена.
– Нет, серьезно улетаете?
– Как видите.
– Странно… – сказал Панарин. – Ну что ж,
привет Земле.
– Я на Эльдорадо. «Траян» там делает остановку.
– Разве вы не с Земли?
– А разве я не говорила? Я ведь родилась на Эльдорадо,
командор. Почему вы такой хмурый?
– Зуб болит.
– У кого это в наше время болят зубы?
– У нас болят, – сказал Панарин. –
Гиперпространство влияет неизвестными излучениями.
– Бедненький… Сами додумались до этой мысли?
– До какой?
– Что гиперпространство влияет неизвестными
излучениями.
– Я шучу, – сказал Панарин. – И все же
странно, что вы улетаете.
– Когда вы наконец вырветесь к Андромеде, будете
испытывать те же чувства. Печально сядете в экзотическую траву и спросите себя:
а что же делать? Была грандиозная цель, и вот ее нет… Ну, удачи вам, командор.
Интересно было познакомиться.
– Вы вернетесь?
– Как знать… Всего наилучшего!
Она подхватила чемодан, вошла в вагончик, задвинулась белая
дверь, шипение статоров перешло в свист, и вагончик, наращивая скорость,
помчался прочь.
«Ничего не понимаю, – подумал Панарин
растерянно, – какой нормальный человек, любящий свое дело, уедет в такой
момент?»
Потом он завернул к врачу. Преамбула была короткой:
– На что жалуетесь?
– На дурь… – сказал Панарин.
Доктор Беррик, светловолосый гигант, земляк Роберта Бернса
(о чем он частенько вспоминал), как и большинство врачей с «благополучных»
планет, страдал в острой форме хроническим недостатком пациентов и оттого
встречал каждого потенциального кандидата в пациенты с этаким хищным радушием.
Панарин подозревал, что осмотр и анализы, которым он подвергся, вполне можно
было сократить этак на треть, но не протестовал – и по недостатку медицинских
знаний, и потому, что хотел разобраться в ночном кошмаре. Минут через сорок
доктор Беррик разрешил ему одеться и произнес короткую речь. Она сводилась к
тому, что видеть в случившемся результат воздействия сохранившихся в замке
неизвестных микробов – безграмотно с медицинской точки зрения. Кроме того, что
этому противоречат результаты анализов, следует отметить тот факт, что ни один
из обитателей поселка, побывавший в замке, к врачу не обращался, а предположить
существование микроба или вируса, по неизъяснимому коварству выбравшего из
примерно семисот человек Панарина и Марину, доктор Беррик предположить не
решается. Стресс, заключил он и разразился заковыристой латынью. Учитывая, что
Панарин провел чрезвычайно бурные сутки – гипнотическое воздействие анаконды,
бойня, замок, – ничего странного медицина в этом не усматривает. Скорее,
наоборот – несколько человек из числа принимавших участие в этих событиях,
согласно теории вероятности должны были испытать нечто вроде стресса. Доктор
рекомендовал на недельку воздержаться от полетов и вручил голубые таблетки,
которые следовало принимать трижды в день. Еще он заметил, что, в сущности, в
пользу гипотезы стресса говорит и то, что симптомы у Панарина и Марины
различны. И он снова прибег к языку Овидия и Горация, приспособленному медиками
для своих надобностей. Не желая, видимо, так быстро расставаться с пациентом,
он заявил, что констатирует у Панарина признаки некоего душевного беспокойства,
и хитрыми маневрами стал выпытывать, не связано ли это, к примеру, с
какими-либо сложностями в отношениях с Мариной. Панарин заявил, что этот след
ложный, но вот хронические неудачи Проекта «Икар», если так будет продолжаться
и дальше, смогут развить у него комплекс неполноценности. За что был
вознагражден ласковой беседой, новыми таблетками, на сей раз зелеными, и с
сожалением отпущен. В заключение доктор Беррик посоветовал слетать на недельку
на Землю и захлебнуться там в блаженном ничегонеделании.
Таблетки Панарин мимоходом выбросил в урну – что-то
подсказывало, что привычка повиноваться медикам на сей раз ни к чему…
У себя на столе он нашел прибывшее с Земли уведомление о
том, что его заявка рассмотрена, и два пилота, прошедших полный курс подготовки
на Мустанге, прибудут послезавтра. Панарин составил необходимые сводки –
близился конец квартала, отправил космодромной службе необходимый формуляр –
подтверждение по сегодняшнему старту «Марианны», и принялся сочинять письмо
тому выпускнику – он твердо решил устроить парню направление на Мустанг. За
этим занятием его и застал звонок от связистов. Его вызывала Земля, некий
Станислав Снерг. Дежурный был новый и Снерга не помнил, и стерео, наверное,
смотрел редко. Или не интересовался тайнами, счастливец…
Некий Станислав Снерг выглядел усталым и непонятным –
Панарин знал его усталым и счастливым, усталым и подавленным, но его
сегодняшнего настроения Панарин не смог определить для себя.
«Что-то теряется от долгих разлук, что-то тускнеет, –
подумал он, – раньше мы друг друга почти идеально чувствовали…»
– Привет, – сказал Панарин.
– Привет.
– Ты где?
– На Кипре, – сказал Снерг.
– А что там?
– Скоро начнется заседание Мирового Совета, – сказал
Снерг. Опустил глаза, поднял, задумчиво прикусил нижнюю губу. – Время еще
есть, решил вот тебе брякнуть, благо канал свободен…
– Спасибо, но почему ты там? Почему ты не здесь,
объектив ты треснувший? Ты же должен уже знать о замке?
– А, замок… – рассеянно сказал Снерг. –
Замок, Тим, признаюсь, мне сейчас нужен, как тюленю галоши, – и совсем
задумчиво добавил: – Все равно в формулу, подлец, никак не укладывается…
– В какую формулу?
– Есть тут у нас разные… Попы от вас еще не улетели?
– Вроде нет, – сказал Панарин, и тут до него
дошло. – Стах, ты что! Замок же! Ты бы видел… Слушай, это ты или не ты?
– Я, кто же еще. Понимаешь, Тимка, никуда ваш замок не
денется. Успею проведать.
«Да на нем же лица нет, – сообразил, наконец,
Панарин. – Я гадаю, что с ним такое, а на нем лица нет…»
– С Аленой что-нибудь, Стах?
– С чего ты взял? С ней все нормально, она на
Эльдорадо.
– Жаль, я не знал, – сказал Панарин. –
Обязательно послал бы цветы. Ей очень нравятся наши, а тут как раз только что
улетела на Эльдорадо одна знакомая загадочная женщина…
– Что за женщина? – вопрос прозвучал как хлопок
пастушьего кнута.
– Астроархеолог, – сказал Панарин чуточку
удивленно. – Ты ее все равно не знаешь.
– Это она обнаружила замок?
