– Мне пора, – сказала Ирена. – Вещи
разбирать, осваиваться. До встречи, командор. Хрустального башмачка у меня нет,
но если захотите меня найти – найдете.
Она ступила на «бегущую дорожку», прощально махнула рукой и
исчезла за поворотом. Панарин задумчиво смотрел вслед. Потом покосился на
дорожку, подумал секунду и пошел пешком. Задержался у серого трехэтажного дома
– светилось окно на втором этаже, и Панарин увидел на белой занавеске четкий
силуэт Кедрина. Адмирал, скрестив на груди большие руки, стоял вполоборота к
окну, задумчиво глядя вглубь комнаты. В этой позе он показался Панарину похожим
на капитана Немо.
Пилоты Эвридики, даже те, кто был старше Панарина, не говоря
уж о самых молодых, чуточку по-мальчишески гордились своим адмиралом – Кедрин
был единственным в своем роде. Он был легенда. Один из шестидесяти двух
релятивистов. С две тысячи пятидесятого года по две тысячи пятьдесят пятый
Земля отправила к одиннадцати ближайшим звездам одиннадцать кораблей. В
пятьдесят четвертом к Ауриге ушла «Рогнеда», десятый по счету корабль. Вторым
пилотом был тридцатилетний Кедрин. На долю экипажа «Рогнеды» выпал самый
трудный полет – улетало восемь человек, вернулось четверо.
Они вернулись в две тысячи восьмидесятом – двадцать шесть
лет по земному времени, семь лет по локальному времени корабля. Кедрин оказался
одним из немногих релятивистов, кому удалось продолжить службу – теперь уже в
Звездном Флоте. Восемь лет летал командиром корабля, потом был флаг-капитаном
поисковой эскадры Дальней разведки, последние семь лет руководил здешним
полигоном и был директором поселка.
«Впрочем, – подумал Панарин, – пожалуй, самый
трудный полет выпал на долю „Кентавра“».
Десять кораблей вернулись, но почему не вернулся «Кентавр»,
замолчавший в пятьдесят четвертом, никто не знал. Смерть всегда трагична, но,
сопряженная с неизвестностью, трагична вдвойне. Кедрин никогда об этом не
упоминал, но все знали, что двое из пяти навсегда ушедших на «Кентавре» были
его близкими друзьями…
Светилось окно еще одного полуночника, Виктора Крылова.
Тезка великого баснописца представлял здесь «Динго» – отдел безопасности Совета
Системы. Со всевозможными разведками и контрразведками прошлого эта контора,
разумеется, не имела ничего общего. Одно из его подразделений занималось
всевозможными складами боеприпасов (даже сейчас их находят порой), затонувшими
давным-давно кораблями с оружием на борту, скрытыми в укромных местах
контейнерами с ядовитыми газами и отходами. Предки порядком захламили в свое
время планету…
Второе подразделение наблюдало за безопасностью ученых,
ставивших особо рискованные опыты. Третье присматривало за туристами на Земле и
других планетах – туристы имели иногда склонность шататься там, где можно
нарваться на зверя.
Четвертое, отдел чрезвычайных происшествий, было создано лет
тридцать назад. На всякий случай, если произойдет что-то действительно из ряда
вон выходящее – нагрянут с агрессивными целями инопланетяне, появится Сатана,
сбежит из лаборатории киборг, одержимый манией создать на Меркурии государство
роботов. Правда, за все время существования отдела не произошло ни одного ЧП,
для борьбы с которыми он предназначался…
Назвать его сотрудников бездельниками все же не поворачивался
язык. За эти тридцать лет они разработали неисчислимое множество моделей
гипотетических конфликтов, критических ситуаций и опасных осложнений, связанных
с непредсказуемым развитием новых областей науки или контакта с иным разумом.
Злые языки утверждали, что писатели-фантасты вместо того, чтобы самостоятельно
искать темы и сюжеты, беззастенчиво пользуются информаторием отдела ЧП. Как бы
там ни было (фантасты отчаянно отпирались), отдел располагал богатейшим
теоретическим материалом при полном отсутствии практики, и это способствовало
иронически-прохладному отношению к нему. Лет десять назад отдел даже хотели
закрыть, но не закрыли – опять-таки на всякий случай. Человечество было
настолько богато, что могло позволить себе эту маленькую роскошь, тем более что
при успехе Проекта «Икар» отделу ЧП найдется какая-нибудь работа. Но пока
сотрудников в нем было очень мало, и в последние годы многие о нем попросту
забыли…
Панарин вошел в свой коттедж, уселся в большое мягкое
кресло. Посидел с закрытыми глазами, вновь вспоминая беззвучно рассыпавшийся
корабль, физиков, стоявших унылой кучкой у выхода на летное поле…
Встал. И обнаружил на столе листок бумаги – список
пассажиров, которые должны были прилететь завтра на «Кассиопее». Видимо, список
принес Кедрин. Одна фамилия была подчеркнута синим карандашом, каким обычно
пользовался адмирал.
Каратыгин И. Е. Профессии туристов обычно не указывались, но
фамилию каждого, который прилетал в служебную командировку, сопровождало
упоминание о роде занятий. Так и здесь – Каратыгин И.Е., член Совета Системы,
начальник Управления энергетики Системы. Он же – Дрессировщик Харибды, Скупой
рыцарь, Гобсек. Молодежь проекта была остра на язык и порой несдержанна в
прозвищах, метко отражавших тем не менее суть дела. А суть была в том, что
Каратыгин принадлежал к числу тех, кто ратовал за введение для Проекта
энергетического лимита…
«Значит, вот так», – подумал Панарин. Вот, значит, как.
Что это – просто очередное выражение недовольства, или Каратыгин собирается
осуществить наконец свою прошлогоднюю угрозу – вынести вопрос на референдум
Системы? Плохо, если так. Что ж, «Кассиопея» прибудет в девять тридцать, время
еще есть…
Он решительно встал и нажал клавишу видеофона.
– Дежурный Главной диспетчерской, – по инерции
отчеканил Тоймар. – А, это ты? Доброе утро, Тим.
– Доброе утро, Гуго, – сказал Панарин. – Есть
дело. Запроси Землю, где сейчас находится репортер Глобовидения Станислав
Снерг. Это срочно. А пока посплю часика три, позвони в девять, заодно и
разбудишь. Запомнил фамилию?
– Конечно, – сказал Гуго. – Я его и сам знаю.
– Вот и отлично. Итак, ровно в девять…
Глава 3
Снерг у себя дома
Снерг захлопнул мягко цокнувшую дверцу элкара, отошел на
несколько шагов, встал спиной к машине, и больше не было начала двадцать
второго столетия, радужных роев мобилей над домами, скоростных трасс и
космолетов, многолюдства и строчных экранов Глобовидения. Всего четыре
километра от автострады, шесть-семь минут по узкой старой дороге, заросшей
сочной высокой травой колее, – и он, приехав в тайгу, вернулся самое малое
на десять тысяч лет назад. И в те далекие времена все здесь было точно таким,
как сейчас – звезды, тайга и тишина.
Он с наслаждением вдохнул полной грудью эту прохладную
свежую тишину. Крупные, как вишни, белые звезды усыпали небо, их свет был чист
и прост, как Время, которого не существовало сейчас. Млечный Путь тек по небу
алмазным ручейком, и Снерг по неведомой ассоциации вспомнил плывшие по Днепру в
ночь накануне Ивана Купала венки со свечками – вереницы зыбких огоньков на
темной воде, крохотное пламя, такое слабое над тугой волной, робкое и
трепетное, как надежды на то, что самое лучшее и самое главное в жизни –
впереди… Он снимал там полтора года назад.
