– ?
– Из всех гостей будут обуты только дипломаты, да и то не
все. Это новая мода. Разве вы не знали? Как только увидели, что на инаугурации
Президент был босиком… Владельцы обувных фабрик в панике, акции падают,
отмечены случаи самоубийства…
Я бы не поверил ему, но появились дамы – Алиса с женами
Стэндиша и Кэла, ставшего пресс-секретарем Уайтхауза. Дамы были босы. Тогда я
поверил и со вздохом принялся разуваться – советник Президента обязан был
придерживаться его линии. Окажись я обутым, неизвестно, как отреагирует пресса,
вполне возможно, в завтрашних газетах появятся сплетни о размолвке между
Президентом и людьми из его команды…
Через минуту я узнал, откуда появился у Стэндиша наш высший
орден. По коридору шествовал Президент – в смокинге, причесанный, надушенный и
босой. В горсти у него было зажато несколько крестов Золотого Орла, а следом за
ним трусцой бежали человек пять сенаторов, генерал Айрон Булл и кучка
второстепенных чиновников министерства юстиции. Они злобно косились друг на
друга, подставляли друг другу подножки, толкались и ругались вполголоса.
Престарелый сенатор Фэйсом-Тэйбл на секунду потерял бдительность и тут же
полетел вверх тормашками, хныча от обиды. Президент остановился, подумал и
сунул ему в руку орден, потом бросил остальные на пол и зашагал ко мне, не
оглядываясь. Все, кто бежали за ним, упали на пол и сбились в кучу, из которой
рвались яростные крики:
– С-сударь, черт побери!
– Ухо!
– Мой!
– Черт знает что, – сказал я. – Дик, вы бы
вмешались…
Дик щелкнул пальцами, из раздвинувшейся стены появились
четверо его молодчиков и ринулись в свалку. Президент подошел к нам, смокинг у
него на груди оттопыривался – там оказался изрядный запас орденов.
– Господи, Президент, где вы их взяли? – спросил я
машинально.
– О! – сказал Президент, протягивая мне крест.
– Право, я… – начал я было, но он не желал слушать никаких
возражений, и мне пришлось принять награду. – Спасибо, Президент, я
тронут…
– О! – сказал Президент и пожал мне руку. И мы поехали
на прием. Я уже начал привыкать к новой жизни – длинным, как анаконды,
автомобилям, начиненным всеми мыслимыми удобствами, выездам с полицейским
эскортом, своему огромному кабинету, секретарям, Уайтхаузу. Все шло как нельзя
лучше, почему же тогда Алиса вела себя как-то странно – не радовалась моей
головокружительной карьере и не торопилась тащить меня в церковь? И почему сам
я не так безмятежен, как встарь?
Огромный зал был уже полон. Раньше я видел такое только в
кино – дамы с обнаженными плечами, огромные драгоценные камни на шеях и в
прическах, блеск золота и хрусталя, экзотические мундиры и ордена иностранных
генералов, парижские туалеты, русская икра, арабские галябии… Впрочем, все это
я рассмотрел позже – прежде всего мне бросилось в глаза множество босых ног,
мужских и женских, с педикюром и без (пальцы некоторых были даже украшены
перстнями). Новая мода охватила бомонд со скоростью лесного пожара. Обуты были
только епископы (да и то лишь трое из восьми, люди почтенного возраста) и часть
дипломатического корпуса. Послы Чили, Гаити, Парагвая, Пакистана, Гондураса и
некоторых других стран тоже попирали пушистые ковры босыми пятками, а некий
вальяжный подполковник даже засучил фирменные брюки, считая, видимо, что одних
босых ног недостаточно. Среди дипломатов наблюдалось стойкое размежевание –
послы дружественных стран были босы, дипломаты держав, имевших с нами в данный
момент какие-либо трения, щеголяли в высоких сапогах при фрачных парах,
неприсоединившиеся и страны третьего мира богатый выбор – от охотничьих
шнурованных ботинок до колена до низко открытых туфель, а то и сандалий,
состоящих из деревянной подошвы и ремешков. Но израильский посол превзошел всех
– на нем были стеклянные ботфоры. С одной стороны, они были абсолютно
прозрачные, и каждый мог видеть, что мистер Гольденберг не надел носков.
Президент вошел, следом вошли мы, и разговоры оборвались. Я
поежился. Вряд ли дипломаты, бизнесмены и светские львы стали бы лично волочь
нас за ноги к мусоропроводу, но существуют еще и лакеи, и если Президент и
здесь отмочит что-нибудь…
Осанистый дуайен дипломатического корпуса выступил вперед и
с достоинством откашлялся. Не успел он произнести ни слова. Президент
решительно взял у него из рук листок с текстом приветственной речи, скомкал,
попробовал на зуб и, смяв, опустил в карман случившемуся рядом «банановому»
генералу. Вслед за тем вытащил из кармана и преподнес дуайену и генералу
новешенькие Кресты Золотого Орла. Вспыхнули блицы. Награжденные, гордые и
счастливые, они прикрепляли ордена, соседи по шеренге завистливо косились на
них. Президент прошелся взад-вперед, наугад рассовывая дипломатам оставшиеся
ордена, а последний швырнул на стол, в блюдо с икрой, откуда его тотчас выудил
пригоршней какой-то представительный шейх.
Внезапно Президент остановился и зачарованно воззрился
вверх.
Это была великолепная люстра, огромная, украшенная мириадом
подвесок, похожая на собор Нотр-Дам, перевернутый вверх ногами на полотне
Сальвадора Дали. И Президент не выдержал. С восторженным воплем он вскочил на
плечи высоченного генерала, перепрыгнул на пальму, раскачался как следует – из
его карманов посыпались на головы собравшихся еще два ордена, орехи, бог весть
как оказавшаяся у него зажигалка – и влетел на люстру. Однако люстра – это не
лиана. Хрустальные висюльки градом посыпались на стол и собравшихся, захлопали
взорвавшиеся лампочки, Президент покачнулся и с молодецким воплем рухнул вниз,
на стол, прямо в огромное блюдо с датскими бутербродами, час назад
доставленными самолетом из знаменитого копенгагенского ресторана «Оскар
Давидсен». Мы бросились к нему, но все оказалось в порядке, он даже не ушибся.
Рядом с ним оказалась ваза с бананами, и он восседал в блюде веселый,
взъерошенный, в каждой лапе – по банану.
Я зажмурился и стоял с закрытыми глазами, а вокруг гомонили:
– Вот-вот, чего-то в этом роде я и ожидал, так мне и
говорили – простой, демократичный…
– В самом деле, никакой чопорности, ничего от Старого Света,
и правильно, я считаю – в конце концов, мы Новый Свет…
– Нет, но какого благородства человек, а? Как это мило с его
стороны – вручить орден даже послу Гванеронии, хотя отношения у нас сейчас с
ними…
– Настоящий джентльмен, верно? Он – с Юга, и не возражайте!
Только там у нас еще и сохранились настоящие джентльмены… Он наш!
– И нисколечко не задается. Как-то чувствуется, что с ним
можно запросто поговорить, верно?
– Да, другой на его месте задрал бы нос – из безвестности в
Уайтхауз…
– Такой милый… Том, ты не мог бы меня представить?
– Дорогая, вот же мистер Джордан!
– Да-да, мистер Джордан, будьте так любезны!
Я открыл глаза. Президент уплетал бананы, далеко расшвыривая
кожуру, тотчас исчезавшую в карманах любителей сувениров. Теперь я был спокоен.
Президент мог вытворять что угодно, потому что он был Президентом. И вообще с
чего это я взял, что он может шокировать публику? Не хватит времени и места,
чтобы перечислить все странности, которыми страдали владетельные особы, –
но разве им переставали воздавать почести? Да и чем можно удивить после панков,
сексуальной революции, пробежек голых толп по улицам наших городов и всего
прочего? Двадцатый век дал нам многое, и плохое, и хорошее, но напрочь отучил
удивляться…
