Мне стало легче, и я почувствовал себя прекрасно. Я
взобрался на стол, уселся, свесив ноги, и непринужденно обратился к
собравшимся:
– Прошу садиться, господа и дамы! И налил себе шампанского.
Президент сунул мне банан и зажал вазу между колен, подозрительно поглядывая
вокруг – гости дружно полезли на стол, стараясь оказаться поближе к Президенту.
Парагвайский посол угодил на салатницу с остро вырезанными краями, очень неудобную
для сидения, но терпел и гордо поглядывал на тех, кто устроился подальше.
Вокруг тихо, но так, чтобы Президент слышал, шептались:
– Ново! Оригинально!
– Свежо!
– И до чего демократично! Перед Президентом выстроились в
ряд три вазы с бананами и он, убедившись, что любимого лакомства достаточно,
раздавал их направо и налево, а я представлял ему гостей, тут же забывая их
имена, мне шептали новые и новые, кто-то услужливый наполнял мой бокал, играла
музыка, Президент уже вальсировал с королевой сезона миссис Нокмаллер,
неизвестно откуда на моем фраке появился десяток орденов, и какой-то
терракотовый полковник торопливо прикреплял одиннадцатый, шепча что-то про
военную, экономическую и финансовую помощь, моральную и политическую поддержку,
заверял, что они там у себя самые настоящие демократы, а их почему-то упорно
именуют хунтой, до слез обидно… Кто-то раскачивался на люстре, хрусталинки
сыпались на головы и за шиворот, Президент во главе толпы светских львов и
львиц скакал по столам и пальмам. Все смешалось. Люстра, теряя последние
подвески, рухнула под тяжестью двух бонвиванов, трех полковников и самого
молодого епископа, но никто не обратил на это внимания – в зале никого почти не
осталось, из парка доносился треск веток и рев: «Гип-гип-ура, Смит!» И я понял,
что мы признаны светским обществом…
Второй блокнот
…«линкольн» Уайтхауза ждал меня в аэропорту. Шофер оказался
новый, незнакомый, и я молчал. Скоро я обнаружил, что мы свернули на Шестое
федеральное шоссе и мчимся, судя по солнцу, на юго-восток, совсем в другую
сторону.
– Эй, куда вы меня везете? – спросил я.
– Так мы же переехали, мистер Джордан, – сказал
шофер. – Вы что, пока рыбачили, радио не слушали?
Радио я не слушал. Он рассказал, что с наступлением лета
Президент вдруг расхворался, захандрил, стал раздражительным. И созванный
консилиум медицинских светил нашел, что глава государства страдает одной из
разновидностей клаустрофобии. Президенту было очень неуютно в каменном
Уайтхаузе, посреди огромного бетонного города…
Нужно было срочно что-то предпринимать. Медицинские светила
ратовали за немедленный отдых на лоне природы, однако политики считали, что при
нынешней международной обстановке длительное отсутствие Президента на посту
недопустимо и может вызвать нежелательные толки. Страсти разгорались. Политики
обвинили медиков в некомпетентности и недопонимании, медики политиков в том,
что политика тем дороже здоровья (на что политики заявили, что так оно и есть).
Начинали уже переходить на личности. Но положение спас молодой врач, не
имевший, собственно, права голоса и состоявший при консилиуме в качестве
стенографиста, ассистента и мальчика на побегушках. Сей молодой человек и
предложил просто-напросто, не отрывая Президента от дел по управлению
государством, перенести Уайтхауз на летний период в какой-нибудь близлежащий
лес, и наши горячо ухватились за эту идею, она их вполне устраивала…
Лес был окружен проволочной сеткой трехметровой высоты, и
вдоль нее невозмутимо патрулировали полицейские дозоры. Секретная служба
понатыкала на деревьях свои ночные телекамеры, датчики и детекторы. Вдоль
наскоро проложенных бетонных дорожек установили фонари и указатели.
«Кабинет Р. Стэндиша – направо, мимо сосны № 46, дуб 14/К».
«Кабинет Р. Джордана – налево, за ручьем, дуб № 24/Е».
«Секретариат – вязы с 12/А по 76/Р».
И так далее. Они здесь неплохо устроились – к
деревьям-кабинетам были подвешены веревочные лестницы, на помостах, сооруженных
в кронах, разместились кресла, столы, софы, кровати, телевизоры, компьютеры,
телефоны и пишущие машинки. На деревья провели даже воду и свет. Кухня, правда,
осталась на земле – кухарки заявили, что в их годы грешно лазать по деревьям. В
целях благопристойности секретарш обязали носить джинсы и брючные костюмы,
временно изгнав юбки. Гринхауз действовал, как часовой механизм…
Я шел по дорожке, разыскивая свой кабинет. На деревьях тихо
стрекотали пишущие машинки, звонили телефоны, жужжали телетайпы, у веревочных
лестниц стояли в очереди посетители. Справа, перепрыгивая с верхушки на
верхушку, промчался Президент – веселый, полностью излечившийся от меланхолии.
Следом, шаря по кронам, топотали понизу телохранители.
Навстречу мне шагал сенатор Фэйсом-Тэйбл, бережно неся
что-то в носовом платке.
– Здравствуйте, сенатор, – сказал я.
– Здравствуйте, голубчик, – седенький он был, благостный. –
Отдохнули, загорели, заметно, да…
– Что это у вас?
– Это? – он моргнул и пожевал губами. – 3на-ете,
голубчик, опять забыл, этот, как его… Вы не помните?
– Проверен, голубчик, проверен, – закивал наш Мафусаил.
(Толку от него в сенате, откровенно говоря, давно никакого не было, хватало его
только на то, чтобы по старой памяти воевать за интересы авиационных
концернов.) – Вполне соответствует. Еж? Знаете, голубчик, я ведь забыл совсем,
как их и звать, пока истребители пристраивал, все эти прокуренные комнаты наши,
политика, который год подряд без передышки. А тут травка, эти поют, ну как их,
вспомнить не могу, и эти бегают, как их, вылетает из головы, хорошо-то как,
хвала Создателю…
Он улыбнулся мне и засеменил прочь, на кухню, за молочком
для этого, как его, вот незадача, снова из головы вылетело…
Холла я нашел в его кабинете – на дубу под соответствующим
номером. Дупло у него было оборудовано под бар с холодильником, и мы выпили по
случаю моего возвращения.
– Вот, полюбуйся, – сказал он. – Мне пришлось заниматься
и хозяйственными вопросами, ты посмотри, что пишут…
«Гринхауз, дуб 4/А, господину Президенту.
Уважаемый господин Президент !
Во время заселения Гринхауза мне был выделен кабинет –
тополь 315– Н, в то время как мой заместитель Д. Бейтс получил кабинет – вяз
41/ С с вдвое большим, нежели у меня, количеством веток, более густой листвой,
большим диаметром ствола и более внушительным внешним видом. В связи с этим
прошу Вас изыскать способ предоставить мне более соответствующее моему служебному
положению помещение, так как нынешнее мало способствует повышению моего
престижа в глазах моего заместителя, коллег и посетителей.
С почтением Н. Гейтс».
– И нечего смеяться, – сказал я, взял авторучку и
наложил резолюцию: «Хозяйственному отделу – разобраться, принять меры.
Джордан». – С официальными бумагами, Кэл, нужно обращаться официально, а
не скалить зубы, потому что официальные бумаги…
