– Ну, здорово, – ладонь Шеронина была твердой и сильной. –
Явился, Снерг? Люблю называть тебя, черта, по фамилии – Снер-рг. Снег,
который вдруг зарычал.
– Ассоциации у тебя… – сказал Снерг. С небольшими
вариациями эта формула приветствия повторялась ими каждый раз после более-менее
долгой разлуки. – А у тебя опять, как я смотрю, что-то новое?
– На том стоим, – сказал Шеронин. – Это тебя
вряд ли заинтересует. А вот есть у меня в запасе одна штука – мимо нее тебе
никак нельзя пройти. Как фильм?
– Завтра пойдет по третьей, – сказал Снерг. –
А на Внеземелье уже сегодня.
– Вельми и зело, – припечатал Шеронин одной из
своих обычных присказок. – Отмечать в кругу восторженных друзей ты,
понятно, будешь завтра?
– Ага.
– Ну что ж, до завтра.
К Снергу подошла Алена, стиснула его плечи тонкими пальцами,
прижалась. Берет схоласта жестко царапнул щеку, Снерг толкнул его подбородком и
сбросил, поцеловал знакомые губы и ему, как обычно, показалось на секунду, что
кончились все странствия и сошлись в одной точке все дороги. И тут же это
прошло – смысл жизни состоял в погоне за ним, жизнь состояла из дороги.
– Я вернулся, – сказал он и приподнял ее
голову. – Что у тебя с глазами, снова штучки этого доктора Моро?
Глаза у нее как-то странно светились, казались
глубокими-глубокими и странными, словно бы и не человеческими – настоящие глаза
черта.
– Контактные линзы, – сказала Алена, улыбаясь
ему. – Говорят, мне даже идет.
– Ничего подобного, поехали?
– Сейчас, переоденусь только.
Она скрылась в грузовом мобиле-костюмерной. Операторы с
деланным кряхтеньем погрузили Мельпомена, бесшумно взвились, хлестнув Снерга
тугим ветерком, их мобили, следом взлетел Шеронин, ухарски просвистав на
прощанье Соловьем-разбойником, взмыла костюмерная. Все эти ребята знали Снерга,
и в другое время обязательно задержались бы поболтать о древних городах инков,
о Мехико, но сейчас никто не стал ему мешать – деликатные люди. Все они
понимали насчет разлук и встреч.
Алена подошла к Снергу, уже в знакомой белой куртке, в
которой она по какой-то своей тайной примете ездила на репетиции, и они были
одни, а до звезд, казалось, было вдвое ближе, чем считают те, кто сейчас в
городах смотрят на ночное небо.
– Суеверная актриса, чуткая, как нерв,
ты, пожалуйста, на радуге удержись.
В пересчете на премьеры – сто премьер.
В пересчете на года – просто жизнь.
– А стихи ты читать так и не научился, – не
замедлила безжалостно констатировать Алена. – Голос у тебя глупым
делается.
– Я знаю, – сказал Снерг.
– Но я тебя все равно люблю. Несмотря на то, что ты
звезда Глобовидения. – Алена дурачилась, прогоняя свинцовой тяжести
напряжение рампы, она отбежала на несколько шагов и круто обернулась к нему,
черные волосы метнулись над плечами взмахом птичьего крыла, Алена раскинула
руки. – Ни с места, Стах!
А сказочные принцы,
наверно, не бывают,
Из принципа, наверно,
тех принцев сочиняют.
А может быть – бывают,
а впрочем, кто их знает,
что с принцами бывает! —
декламировала она звонко и весело, наперекор лунной тишине,
потом подбежала к Снергу, крепко обхватила с разбега обеими рукам, как ребенок,
заглянула снизу вверх в лицо:
– И еще люблю за то, что ты не сказочный принц.
Невозможные, должно быть, были типы – запрограммированные на успех, на корону,
на любовь принцессы… На абсолютную положительность жизни. Как их только могли
любить эти дуры из заколдованных замков? Молчи! Дуры, раз я говорю. Поехали,
только поведу я. Мы будем любить друг друга сегодня, и всегда, и любовь никогда
не станет привычкой, а мы никогда не станем похожими на глупых марионеток из
старинного театра, Арлекина и Коломбину… Вот. Ну, поехали.
Элкар выехал на автостраду, пихтовая ветка прощально
стегнула по крыше. Алена лукаво покосилась на Снерга, опустила стекла и вывела
скорость на максимум. Ветер трепал им волосы, разноцветные огни Саянска неслись
навстречу.
– Гамлета играли женщины, и не однажды, – сказал
Снерг. – Но почему еще и Мефистофеля?
– Когда это мы сами понимали в точности, зачем? Можем
только ощущать, что делать нужно так, а не иначе. Ты ведь тоже не объяснишь,
почему взял для последнего фильма древние города инков? Нет, ты объяснишь, но
все равно что-то останется не перелитым в слова. – Она подумала и
продолжала серьезнее. – Может быть, имеет смысл интерпретировать схватку
Мефистофеля с Фаустом как извечную борьбу мужского и женского начал. Потому
что, я считаю, логика дьявола по своей непознаваемости и странности близка как
раз к женской.
– А вдруг и не было никогда этой пресловутой борьбы
мужского и женского начал?
– Ну вот… Сие нам знакомо, – улыбнулась
Алена. – Не было той борьбы, видите ли… Боитесь просто. Признай вы, что
была такая борьба, – придется вам автоматически признать, что побеждаем
всегда мы. Но! Но… Я думаю, что Мефистофелева история как раз и иллюстрирует
печальную истину – то, что нам кажется победой над мужчиной, было нашим
поражением. Столь же иллюзорны порой триумфы… И женщина как нельзя лучше поймет
и сыграет Мефистофеля, много у нас с ним общего. Столь же иллюзорны порой
триумфы… Вот тебе и «Фауст» в трактовке Алены Романовской… и никакого
издевательства над классикой – книги гениев тем и хороши, что напоминают кристалл
с миллионом граней…
– Значит, побеждаем все же мы?
– Наше поражение вовсе не означает вашей победы, –
отрезала прекрасная, разгоряченная скоростью Алена. – Я уже не о
Мефистофеле говорю, не о спектакле. – Элкар резко затормозил, задним ходом
въехал под выгнутый стеклянный козырек. – Приехали. Третий час ночи,
мамочка… Ничего, завтра будем спать до полудня… Что с тобой?
– А что?
– У тебя лицо на миг стало то ли чужое, то ли
испуганное, – сказала Алена.
– Глупости, – сказал Снерг как можно
беззаботнее. – По ассоциации вспомнил, что в полдень фильм и пойдет для
Южной Америки.
– Ну вот, вечно ты… Кто это который раз клялся забыть о
делах, переступая мой порог?
– Я больше не буду, – сказал Снерг.
– То-то, – поцеловала его в щеку Алена.
«Ничего не заподозрила, хорошая моя, – с тоскливой
безнадежностью подумал Снерг, – и сказать ей ничего нельзя – встревожится
только, а от этого легче не станет, да и не по-мужски это, сначала нужно самому
во всем разобраться, выдернуть занозу проклятую…»
– Ой, Стах! Ты их – оттуда?
Алена замерла на пороге, комнату заливал густой аромат
тропического леса, свежий и пряный, яркие охапки пронизанных лианами цветов
были везде – на полу, на синей пушистой тахте. Снерг не старался разложить их
очень уж аккуратно, они были красивы сами по себе, такие нездешние. Пилоты на
красноярском космодроме были свои парни, давно знакомые и все понимающие, и все
равно пришлось потрудиться, пока он довез эту груду радужных запахов до Саянска
– в трех грузовых мобилях, сюда, на третий этаж, таскал сам – почему-то не
хотелось брать киберов, вмешивать их в это дело.
