– Одного не пойму, – сказал я, – этот Блен, или
как его там, говорил, что они послали в Гванеронию группу офицеров связи.
– Ты думаешь, только мы с тобой такие умные? Уверен, у них
творится то же самое – кто-то кропает донесения из Гванеронии на собственной
даче и кладет денежки в карман, а олухи вроде покойного Бленгенторна рискуют
головой. Вот что, садись-ка за отчет. Шеф требует, президент постоянно
интересуется гванеронскими делами.
– Не могу, – сказал я. – Ничего не могу.
– Я все понимаю, Патрик, – сказал Райли, – но что
делать, ты на службе.
– Ты связался с разведкой нашего ближневосточного
союзника? – спросил я.
– Свяжусь в скором времени. Вот что, Патрик, сегодня ты
свободен, поезжай и напейся. Иди в любой кабак, в любой бордель, бей стекла,
твори, что душе угодно, контора все оплатит, но завтра – будь как огурчик.
Работы у нас невпроворот, надвигаются решающие события, Мукиели подходит к
столице, и пора подумать, как без шума прикрыть лавочку.
Он мечтательно уставился в потолок и продекламировал:
– Что за женщина жила, бог ее помилуй! Не добра и не верна,
но мужчин она влекла с сатанинской силой.
Да, мужчин влекла она даже от Сент-Джаста, ибо Африкой была.
Южной Африкой была, нашей Африкой была, Африкой – и баста!
Вот так, Патрик. Пусть на бумаге, но Африка – наша.
Часов до трех пополудни я пил у Джима. У Джима, как всегда,
было людно и шумно, резво бегали официантки, обнажался под музыку кардебалет, а
я сидел, уставившись на очередную пустую бутылку, и думал, что же мне теперь
делать?
В истории с Гванеронией нет ничего необычного – мы с Райли
устали повторять это друг другу. С точки зрения обывателя, мир – всего лишь
газетная полоса, экран телевизора, и когда я сижу над очередной сводкой, я
ничем не отличаюсь от какого-нибудь Джонса, листающего воскресное
иллюстрированное приложение. Катастрофы, убийства, бои – для нас – нечто
эфемерное, существующее бог знает в каком измерении. Чтобы увидеть за черными
строчками усеянное трупами поле, нужно будить фантазию, заставлять работать
воображение, а зачем это мне, зачем это Джонсу? Мы летим в бомбардировщике на
ужасной высоте, я и Джонс, не видим земли, не видим, что натворили внизу наши
бомбы. Но иногда сбивают и бомбардировщики, и пилотам, если они хотят спастись,
приходится ползти по грязному полю, дрожа за свою шкуру…
– Мистер Грэм? – спросил незнакомый человек.
– Да, – сказал я. – Какого черта? Работаете на
кого-нибудь, что ли?
– Майор Цвий Ехлуми, военная разведка вашего
ближневосточного союзника. Мистер Грэм, я буду краток. Нам стало известно, что
вы – агент-двойник, работающий на разведку Букиры. Возможно, и на палестинцев
тоже – ваши связи с небезызвестной Митчел…
– Что с Мтагари? – спросил я.
– К сожалению, несмотря на все принятые меры, толку от него
не добились, и он, увы, ускользнул туда, откуда даже мы не в состоянии его
добыть. Мистер Грэм, если вы не хотите разделить его участь, вы должны
рассказать все о контактах с людьми Букиры и Арафата, о деятельности
Гванеронской разведки в вашей стране. Как и когда завербованы полковником
Чегудумой и Джейн Митчел, что успели передать. Словом, вы знаете, чего мы от
вас ждем.
Честно говоря, сначала я хотел «расколоться», наговорить им
с три короба – это было тем более легко, что речь шла не о реальном
предательстве. Однако Джейн стояла перед глазами, и меня взбесило, что за мной
охотятся в моей собственной стране эти подонки, едва ли не превратившиеся из
наших союзников в наших хозяев, и я сказал:
– Пошел вон.
– Не глупите. Если будете запираться, отправим вас следом за
вашими сообщниками.
– Пошел вон!
Он отошел, исчез в толпе танцующих. Я протрезвел мгновенно,
расплатился, постоял около столика, словно бы раздумывая, и вдруг опрометью
бросился на кухню, расшвыривая удивленных официантов. Вряд ли они перекрыли
служебные выходы.
Они и не перекрыли. Я сел в первую подвернувшуюся машину,
стоявшую незапертой. Но что дальше? Я бесцельно крутил по городу, при мне был
пистолет и немного денег. Ехать домой бессмысленно – там наверняка засада, как
и возле управления, – пока Райли свяжется с их представителями, пока те
свяжутся с моими преследователями, и все это придется делать через столицу,
потому что их местных резидентов мы сплошь и рядом не знаем сами… Я уже ни на
что не надеялся. И вспомнил про Саймона Марша, единственного близкого человека,
не связанного с нашими играми, единственного журналиста, которого уважал,
единственного, кто мне мог поверить сейчас, а поверив, объяснить согражданам,
как их дурачат.
…Он сидел напротив, загорелый, бородатый, невозмутимый, и
его маленькая квартирка с африканскими масками на стенах, сваленными на столе и
креслах книгами и газетами, квартирка, где в кажущемся хаосе был на самом деле
свой, известный одному хозяину порядок, действовала на меня как кружка ключевой
воды на страдающего от жажды в пустыне. Здесь оставалась за порогом наша жизнь
– с теми призраками, которых мы сами создавали.
– Ну, садись, – сказал Саймон и налил мне
бренди. – Что у тебя опять стряслось? Ты же, как правило, заявляешься,
когда тебе необходимо поплакаться в жилетку…
– Плохо, – сказал я. – Саймон, старина, понимаешь…
Зазвонил телефон. Саймон сграбастал трубку здоровенной
лапищей, послушал и взглянул на меня с недоумением и жалостью.
– Это из «Глоба», – сказал он. – Понимаешь, такое
дело…
– Не надо, – сказал я. – Все знаю. Сай, ты слышал
о Гванеронии?
– Вообще-то я месяц сидел в Южной Америке, но радио было и в
том городишке. Банальная история – снова наши ради нефти лезут в авантюру. Да,
а где эта Гванерония? Что-то я не помню…
Я рассказал ему все – как я выдумал эту проклятую
Гванеронию, как мое создание помимо моего желания обрело плоть и кровь, как мы
с Райли продавали на сторону оружие и разыгрывали спектакль для репортеров, как
вмешались наши союзники, как началась охота за мной. Обо всем. Он внимательно
слушал, хмыкал, теребил бороду, иногда перебивал вопросами о второстепенных
деталях.
– Ты мне веришь? – спросил я, закончив.
– Безоговорочно, – сказал он. – То-то название
показалось мне незнакомым, я подумал сначала, что страну переименовали, новое
название, вроде Заира, Зимбабве, Бенина… Да, твой Райли прав – ваша сила в
обыденности. Пороха вы не изобрели, вы изобрели велосипед.
– Сам знаю, – сказал я.
– Но вот чего ты хочешь от меня?
– Господи, это же ясно. Ты известный журналист, сотрудник
газеты, влиятельной настолько, чтобы ничего не бояться. Я тебе дарю сенсацию
века, Саймон!
– Послушай-ка, – перебил он, – скажи честно – если
бы не погибла Джейн, если бы не стали охотиться за тобой, ты пришел бы ко мне?
