Мы пролетали над самыми крышами – единственными нашими ориентирами. За городской чертой не было и их. Но у Госпожи были и другие способы.
Мы описали круг над границей Курганья, у реки снизились. Вода текла в ярде под нами.
– Льда много, – заметил я неуверенно. Госпожа не ответила. Она изучала берег. Река уже въелась в Курганье. Вот рухнул сырой обрывчик, обнажив дюжину скелетов. Я поморщился. Через минуту скелеты прикрыл снег или унесла вода.
– Аккурат по расписанию, – произнес я.
– М-м-м. – Госпожа направила ковер по окружности курганов. Пару раз мне удавалось заметить другие ковры. Потом что-то внизу привлекло мое внимание.
– Внизу!
– Что?
– Показалось, следы.
– Возможно. Пес Жабодав близко.
О боги…
– Время, – бросила Госпожа, и мы повернули к Великому кургану.
Высадились мы у подножия кургана – сначала Госпожа, за ней я. Вокруг опускались другие ковры. Вскоре рядом стояли четверо Взятых, Госпожа и старый перепуганный лекарь – стояли в нескольких шагах от ужаса мира.
Один из Взятых привез лопаты. Полетел снег. Мы копали по очереди, не исключая никого. Собачья работа. Когда мы добрались до засыпанного снегом кустарника, стало еще хуже. А когда пошла мерзлая земля – совсем паршиво. Копать приходилось осторожно. Госпожа сказала, что Боманца едва засыпало землей.
Казалось, это длится вечно. Копай, и копай, и копай. Но мы нашли сморщенное человекоподобное нечто, и Госпожа заверила меня, что это Боманц.
В последнюю мою очередь лопата наткнулась на что-то твердое. Я нагнулся посмотреть, думая, что это камень, отмел мерзлую землю…
И с воплем вылетел из ямы, тыча в нее пальцем. Госпожа спустилась туда. Вверх взмыл ее смех.
– Костоправ нашел дракона. По крайней мере, его челюсть.
Я продолжал пятиться к нашему ковру…
Там громоздилось что-то огромное, басовито рычащее. Я метнулся в сторону, утонул в снегу. Послышались крики, рев… Когда я вылез, все уже кончалось. Израненный пес Жабодав умчался.
Госпожа и Взятые ждали его.
– Почему меня никто не предупредил? – проныл я.
– Он мог тебя прочесть. Жаль, что мы не сильно его задели.
Двое Взятых, наверное мужского пола, подхватили Боманца. Тот был тверд как статуя, но что-то в нем ощущал даже я – не то искру, не то что-то иное. За мертвого его никто бы не принял.
Колдуна погрузили на ковер.
Гнев внутри кургана был едва ощутимым, как жужжание мухи в другом углу комнаты. Теперь он обрушился на нас, как молот безумия. Один удар. Ни капли страха не было в нем. Полная уверенность в конечной победе. Мы были для него лишь надоедливой помехой.
Взмыл ковер с телом Боманца. Потом еще один. Я устроился на своем месте и принялся молиться, чтобы мы поскорее взлетели.
Со стороны города донеслись рычание и вопли. Сквозь стену снегопада пробилась вспышка света.
– Так я и знал, – проворчал я. Один из моих страхов претворился в жизнь – пес Жабодав нашел-таки Гоблина и Одноглазого.
Поднялся еще один ковер. Госпожа заняла свое место, закрыла купол.
– Глупцы, – сказала она – Что они там делали?
Я промолчал.
Она не заметила. Все ее внимание поглощал непокорный ковер. Что-то тянуло нас к Великому кургану. Но я видел. На уровне глаз промелькнуло уродливое лицо Следопыта. Он нес сына Дерева.
Потом появился пес Жабодав. Он шел по пятам Следопыта. Ему снесло полморды и ногу, но оставшегося хватило бы, чтобы разодрать Следопыта в клочья. Пса Жабодава Госпожа заметила. Она развернула ковер и одно за другим выпустила восемь тридцатифутовых копий. Она не промахнулась. И все же, волоча за собой копья, окутанный пламенем пес Жабодав нырнул в Великую Скорбную реку. Нырнул и больше не всплывал.
– Это его на какое-то время займет.
В каких-то двадцати шагах, не обращая ни на что внимания, Следопыт расчищал верхушку Великого кургана, чтобы посадить деревце.
– Идиоты, – пробормотала Госпожа. – Я окружена идиотами. Даже Дерево это дебильное.
Объяснять она не стала. Вмешиваться – тоже.
По пути домой я высматривал следы Гоблина и Одноглазого. Ничего не нашел. В казармах их не было. Само собой. Не успели бы они вернуться на снегоступах. Но когда колдуны не вернулись и часом позже, я уже с трудом мог сосредоточиться на оживлении Боманца.
Процесс начался горячими ваннами – чтобы прогреть и, очистить его плоть. Предварительных этапов я не видел – Госпожа держала меня при себе и не заглядывала туда, пока Взятые не объявили, что все готово к заключительному пробуждению. Оказалось совсем не впечатляюще. Госпожа сделала над Боманцем – изрядно побитым молью – несколько пассов и произнесла пару слов на непонятном мне языке. Почему это колдуны всегда используют непонятные языки? Даже Гоблин с Одноглазым. Оба признавались мне, что не понимают наречия, употребляемого соперником. Может, они их придумывают?
Но ее заклинание сработало. Старая развалина вернулась к жизни и с мрачным упорством попыталась продвинуться вперед, будто сражаясь с жестоким ветром. Он прошел три шага, прежде чем понял, что ветра нет.
Он замер. Медленно обернулся – на лице его отразилось отчаяние. Взгляд его уперся в Госпожу. Прошла пара минут, прежде чем он осмотрел вначале всех нас, а потом комнату.
– Объясняй, Костоправ.
– А он говорит…
– Форсбергский не изменился.
Я повернулся к Боманцу – к ожившей легенде.
– Меня зовут Костоправ. Род занятий – армейский лекарь. Ты – Боманц…
– Его зовут Сет Мел, Костоправ. Давай установим это сразу.
– Ты – Боманц, чье истинное имя, возможно, Сет Мел, колдун из Весла. С тех пор как ты попытался связаться с Госпожой, прошло почти сто лет.
– Расскажи ему все. – Госпожа пользовалась диалектом Самоцветных городов, вряд ли знакомым Боманцу.
Я говорил, пока не охрип. О взлете империи Госпожи. Об угрозе поражения и победе при Чарах. Об угрозе поражения и победе при Арче. И об угрозе нынешней. Колдун за все это время не промолвил ни словечка. Порой в нем проглядывал описанный в рассказе толстый, почти раболепствующий лавочник.
Первыми его словами были:
- Значит, я не совсем потерпел неудачу. – Он повернулся к Госпоже: – И тебя оскверняет свет, не-Ардат. – И снова повернувшись ко мне: – Отведешь меня к вашей Белой Розе. Когда я поем.
Госпожа ни единым словом не одернула его.
Ел он как толстый мелкий лавочник. Госпожа лично помогла мне натянуть мокрый тулуп.
– И не мешкай, – предостерегла она. Стоило нам выйти за порог, как Боманц словно бы сжался.
