Карета была готова, и Госпожа уже сидела внутри. Все лошади были оседланы. Конногвардейцы собрали небольшой, легонький фургон и нагрузили его трофеями. Мы приготовились трогать, едва капитан причалит.
— По коням! — скомандовал я. — Одноглазый, едва спустят трап, организуй какие-нибудь адские трубы. Масло гони так, словно за тобой сам Хромой гонится! — Я повернулся к командиру конногвардейцев: — А вы отсекайте слежку. У тех людей не должно быть никакой возможности задерживать нас.
Я поднялся в карету.
— Мудро, — сказала Госпожа. — Либо убираемся как можно скорее, либо рискуем попасть в ловушку, которой я едва-едва избежала в Башне.
— Именно этого я и опасаюсь. Я могу изображать легата, если только никто не станет рассматривать меня слишком пристально.
Гораздо лучше с грохотом пронестись по городу и умчаться прочь, и пусть себе думают, что это легат из Взятых, со скверным характером, презрительный и надменный, отправляется на юг с миссией, которая есть не их, берилльских прокураторов, собачье дело.
Трап лязгнул о пирс. Завыли заказанные мною адские трубы. Мой отряд ринулся вперед. Ротозеи и чиновники одинаково были напуганы огненным зрелищем нашей кареты. Мы прогремели по улицам Берилла так же, как и в Опале, сея ужас на своем пути. «Крыло Тьмы» позади отчалило с вечерним отливом, повинуясь приказу следовать к Гранатовым Дорогам, в свободное патрулирование, отлавливать пиратов и контрабандистов. Мы же покинули город через Мусорные Ворота. Обычные лошади уже устали, однако мы продолжали путь, пока нас не скрыли сумерки.
* * *
Несмотря на столь поспешный отъезд из города, мы не смогли встать лагерем достаточно далеко, чтобы избежать какого-либо внимания. Проснувшись поутру, я обнаружил Мургена, ожидающего моего пробуждения. Вместе с ним были три брата, желавшие записаться в Отряд. Звали их Клетус, Лонгитус и Лофтус. Во время прошлого нашего визита сюда они были еще пацанами, и как ухитрились узнать нас в дикой скачке через город — неизвестно. Они заявили, что ради шанса поступить в Отряд дезертировали из Городских Когорт. Мне не шибко хотелось заводить подробный допрос, поэтому я положился на мнение Мургена, сказавшего, что с ними, пожалуй, все в порядке.
— Если они такие дураки, что готовы очертя голову переть на рожон вместе с нами, то пусть их. Отдай их Ведьмаку.
Значит, теперь у меня два худосочных взвода. Четверо опальских с Масло во главе, да и эти трое под командованием Ведьмака. Такова вся история Отряда. Один человек — здесь, два — там, глядишь, дело пошло.
Забираемся все дальше на юг. Прошли Ребозу, куда Отряд уже ненадолго заглядывал и где были завербованы Масло и Ведьмак. Они решили, что город безмерно изменился и в то же время не изменился вовсе. Расстались они с Ребозой без сожаления. Здесь они привели в Отряд еще одного бойца, племянника, быстро окрещенного Улыбой — за постоянный мрачный вид и саркастический тон.
Далее была Падора, а за ней — пересечение множества торговых путей, где я был рожден и где записался в Отряд перед самым окончанием его службы в наших краях. Молод был. Глуп. Но хоть мир посмотрел.
Я отдал приказ остановиться на день в просторном караван-сарае за городской стеной у западной дороги, а сам отправился в город и позволил себе малость побродить по улицам, где бегал еще мальцом. Как говорил Масло о Ребозе, все — то же самое, но как изменилось! Все перемены, конечно же, — это был я сам… Украдкой заглянул в мой бывший квартал и посмотрел на бывшее свое жилище. Никого из знакомых не встретил — разве что, может быть, женщина, которую я видел мельком и внешне похожая на бабку, была моей сестрой? Я не окликнул ее, не спросил ни о чем. Для этих людей я мертв. И возвращение в качестве имперского легата этого не изменит.
* * *
Мы стояли у последнего межевого столба Империи. Госпожа старалась убедить лейтенанта, командовавшего конногвардейцами, что его миссия выполнена и что переход солдатами Империи через границу может быть принят за провокацию, что совсем не желательно.
Порой ее люди слишком преданы ей. Полдюжины ополченцев, равно распределенных по обеим сторонам дороги, одинаково оборванных и, очевидно, старых приятелей — стояли поодаль, в благоговейном страхе обсуждая нас. Наши нервничали.
Казалось, целую вечность не покидал я пределов Империи. Ныне такая перспектива навевала легкую грусть.
— Костоправ! А знаешь, куда мы идем? — спросил Гоблин.
— И куда же?
— В прошлое.
Назад, в прошлое. Назад, в нашу собственную историю. Утверждение достаточно простое, но мысль важная.
— Ага. Пожалуй, ты прав. Дай-ка я пойду шурану их там, a тo, похоже, никогда не тронемся.
Я подошел к Госпоже. Она бросила в мою сторону раздраженный взгляд. Я же вылепил на физиономии сладчайшую улыбку и сказал:
— Так. Я гораздо старше вас по званию, лейтенант. В чем дело?
Лейтенант вытянулся в струнку. Мое звание и титул, хоть и незаслуженные, внушили ему большее благоговение, чем женщина, являвшаяся вроде как его высшим начальством. Он свято верил, что должен выполнять определенные обязанности по отношению к ней, но при этом она не может быть выше его.
— В Отряде есть место для нескольких дельных людей, имеющих опыт службы, — продолжал я. — Теперь мы вне пределов Империи и не нуждаемся в специальном разрешении на активную вербовку.
Он тут же уловил суть дела и подскочил ко мне, широко улыбнувшись Госпоже.
— Только вот что, — сказал я. — При этом вы должны присягнуть Отряду так же, как и при поступлении на любую службу. Это означает, что вы не имеете права на преданность кому бы то ни было еще.
Госпожа одарила его сладкой злобной улыбочкой. Лейтенант отступил от меня, решив, что такой шаг надо серьезно обдумать.
— Это относится ко всем, — сказал я Госпоже. — Прежде я не осмеливался сказать, но если ты покидаешь Империю и продолжаешь путь с нами, то на тех же условиях, что и все прочие.
Каким взглядом она меня одарила!
— Но ведь я — только женщина…
— Прецедента ты, подруга, не создашь. Конечно, случай редкий. Дам — искательниц приключений в мире не много. Однако в Отряде служили и женщины. — Я обратился к лейтенанту: — Если ты запишешься в Отряд, присяга твоя будет искренней. Едва ты, получив приказ, поищешь у нее одобрения и утверждения, немедля вылетишь вон. И останешься один в чужой стране.
В тот день я был самоуверен как никогда! Госпожа пробормотала себе под нос какие-то совсем не подобающие для леди трах-тебедох-тебе-дох и сказала лейтенанту:
— Ступайте, обсудите это со своими людьми.
Когда он покинул пределы слышимости, она спросила:
— Это означает, что нашей дружбе — конец? После того как я приму вашу чертову присягу?
— Ты полагаешь, я перестал быть другом всем остальным, когда они выбрали меня капитаном?
