Этот сон напоминал фантазии моего покойного мужа. Мир, который он мог бы сделать своей обителью.
Сон всегда заканчивается одинаково: в стране кошмаров наступает рассвет как символ надежды, всплески цвета едва окрашивают горизонт.
Вот упрощенная фабула моих сновидений.
Или вот еще сон. Один из немногих, где нет самой смерти и разрушений. Такой же, как и все, черно-белый, он переносил меня в долину камней, где за бесчисленными надгробными обелисками прячутся смертоносные Тени. Я ничего не понимала, но все это пугало меня.
Мои сны были мне неподвластны, но дать им отравить часы бодрствования, позволить им подчинить себя я категорически отказывалась.
* * *
– Я передал ваши слова, Госпожа, – сказал Нарайян, отвечая на мой вопрос о новобранцах. Как только заходила речь о его собратьях, мы с ним пикировались. Он еще не был готов к разговору.
– Кому-то нужно следить за обстановкой в Дежагоре, – предложил Нож. Я поняла, что он имел в виду, хотя порой его лаконизм создавал проблемы.
– Гопал и Хаким могут отправиться туда с группой, – заметил Нарайян. – Если их будет человек двадцать, они легко справятся. Сейчас там тихо.
– Вы же послали их следить за нашими соседями, – сказала я.
– Это поручение они уже выполнили. Завязали контакты. Теперь их может сменить Зиндху. К тому же у него высокая репутация.
Выявилась еще одна странность Нарайяна и его друзей. У них существовала собственная скрытая кастовая система. На чем она основывалась, я не знала. Нарайян в ней пользовался наибольшим авторитетом. А флегматичный Зиндху был вторым человеком после Нарайяна.
– Пошлите тогда их. Если у нас повсюду шпионы, почему до сих пор я не получила от них никакой информации?
– Пока нет ничего такого, чего не знали бы все. Есть, правда, одна новость: среди людей Джа много колеблющихся. Примерно треть их может переметнуться к нам, если они получат от вас предложение. Джа повсюду трезвонит, что вы не выполнили свой женский долг, не совершили самосожжения и не предали себя самозаточению, как подобает шадаритке. Он плетет интриги, но у нас нет друзей среди его поверенных.
– Убить его – и дело с концом, – сказал Нож. А Зиндху кивнул одобрительно.
– Зачем? – Политическая победа была бы лучшим вариантом, если мыслить перспективно.
– Не стоит ждать, когда змея укусит тебя, если знаешь, где она притаилась. Лучше ее уничтожить сразу.
Каким бы упрощенным ни казалось такое решение, в нем было нечто заманчивое. Если бы нам удалось нанести ему удар там, где он считал себя наиболее защищенным, это имело бы большой резонанс. К тому же сейчас я не была расположена затевать долгую игру.
– Решено. Но сделать это надо аккуратно. Есть ли у нас в его лагере надежные друзья, которые помогли бы проникнуть туда незаметно?
– Есть, – заверил меня Нарайян. – Надо только выбрать подходящий момент. Нужно, чтоб они были в карауле.
– Уладьте это. А как насчет врагов? Джа – явный, потому что он – рядом. На севере наверняка есть и другие.
– Это будет выяснено, – пообещал Нарайян. – Когда у нас будут люди и время на это. Пока слишком много работы, а рук не хватает.
Это правда. Но я с надеждой смотрела в будущее. Никто не прилагал столько усилий, никто не стремился к цели так, как мы. Я спросила:
– Нельзя ли подобраться к Радише и ее шуту поближе? К колдуну Копченому? Лебедь и Махер в самом деле так преданы Радише?
– Преданы? – удивился Нож. – Нет. Просто они дали слово. И не предадут ее, если только она не предаст их первая.
Об этом стоило подумать. Может, ввести их в заблуждение? Хотя, если обман раскроется, это может обернуться против меня.
Двести воинов Джахамара Джа перешли на нашу сторону, когда им предложили надежное укрытие в моем лагере. Еще пятьдесят человек просто сбежали и скрылись. В тот же день, когда шадариты влились в наши ряды, несколько сотен беженцев из других мест добровольно вступили в отряд. У меня сложилось впечатление, что Радишу это не порадовало.
В тот же день около ста гунниток совершили самосожжение. Я слышала, как на том берегу реки меня осыпали проклятиями.
Я пошла и поговорила с некоторыми женщинами, хотя смысла в этом не было.
Когда я вернулась. Копченый стоял у ворот крепости. Он ухмыльнулся, когда я прошла мимо. Интересно, Радише его будет сильно не хватать?
Бывают моменты, когда человек обнаруживает у себя такие качества, о которых он до сих пор и не подозревал. Это случилось и со мной, когда мы с Нарайяном и Зиндху крались к месту расположения шадаритской конной гвардии.
Я волновалась. Стремилась вперед, как мотылек на пламя. Пыталась себя убедить, что делаю это потому, что вынуждена пойти на этот шаг, а не потому, что хотела этого. Радости я не испытывала. Джа сам был виноват. Его злоба привлекла нашу месть.
Друзья Нарайяна подтвердили, что Джа собирался схватить Радишу и меня и представить все так, будто я похитила ее. Как он собирался это проделать, я не знаю. Думаю, по его плану я должна была убить Радишу. Это выбило бы почву из-под ног ее брата. А затем сама, как хорошая жена, совершила бы самосожжение. С чьей-нибудь помощью.
Поэтому я решила опередить его, действуя даже раньше, чем намеревалась.
Нарайян шепотом обменялся паролем с дозорными – нашими друзьями, которые притворились, что не видят нас, когда мы прошли мимо. Лагерь напоминал свинарник. Как правило, шадариты придают чистоте огромное значение. Так что дух, царивший в войске Джа, боевым назвать было нельзя.
Мы крались, словно тени. Я гордилась собой. Передвигалась так же незаметно, как и мои товарищи. А они удивлялись тому, что женщина способна на такой беззвучный шаг. Мы приблизились к шатру Джа. Он был огромным и хорошо охранялся. Джа понимал, что у многих есть причины ненавидеть его. У каждой из четырех сторон шатра горел огонь и стоял стражник.
Нарайян выругался, затем проныл какую-то мантру. Зиндху что-то проворчал. Нарайян шепнул:
– Приблизиться нет никакой возможности. Эти стражники наверняка из тех, кому он доверяет. К тому же они знают нас.
Я кивнула, отозвала своих товарищей назад и попросила:
– Дайте подумать.
Пока я думала, они шептались. Они от меня ничего особенного не ждали.
Мне было известно одно короткое заклинание, с его помощью можно на какой-то миг ослепить человека так, что он того и не заметит. Сейчас это будет кстати, если, конечно, у меня получится. Целый век я его не использовала. Произнеси я его неправильно, дозорный наверняка увидел бы меня и поднял тревогу.
В конце концов, я рисковала только собственной жизнью.
Я настолько сосредоточилась, словно это было самым опасным вызовом дьявольских сил, который я когда-либо совершала. Я проговорила его трижды, на всякий случай, но и тогда не была уверена, получилось ли. По виду часового определить это было трудно.
