Большинство фигурок были прикреплены к чему-нибудь.
Обезьянки, например, висели на лозе. Четвероногие выглядели неопределенно. На некоторых сидели всадники, обязательно вооруженные копьями и мечами.
Должно быть, я издала какой-то возглас. Нарайян окликнул меня:
– Госпожа?
– Во всем этом скрывается какой-то важный смысл, – прошептала я. – Но черт бы меня побрал, если я понимаю, какой именно.
На небольшой поляне диаметром футов в десять кто-то нашел целую группу фигурок, среди которых был некто, сидящий на камне и прислонившийся к дереву, занятый то ли плетением фигурок, то ли просто погруженный в раздумья.
Как только я оказалась на этом месте, сразу почувствовала, что меня ждет нечто особенное. Но что именно? Пока это ощущение оставалось на уровне подсознания.
– Если нам предстоит узнать нечто важное, оно таится здесь, – прошептала я снова. – Займитесь обычными делами. – И уселась на камне. Сорвала пучок травы и стала плести фигурку. Все ушли. Я погрузилась в свои сумрачные мысли. И, о чудо из чудес, кошмары меня не тронули.
Шли минуты. На деревьях появлялось все больше и больше ворон. Видимо, моя погруженность была слишком заметна.
Интересно, они наблюдали за мной, чтобы понять, не узнала ли я чего? Например, о тех, кто здесь побывал? Птицы явно имели больше отношения к визитерам, нежели к Обманникам. Они вовсе не были предзнаменованием – то есть тем добрым знамением, которым их считали Душилы. Это вестники и шпионы.
Вороны. Везде и всегда вороны с повадками, свойственными их стае. Они – чье-то орудие. Внезапный интерес ко мне подсказывал: они боялись, не узнала ли я нечто такое, что должно было оставаться тайным. Если я и вправду что-то определю, лучше не подавать виду.
Полянка казалась знакомой, она напоминала то место, где я жила. Если ствол – это башня, откуда я правила своей империей, то разбросанные камни обозначали пересеченную местность, которую я создала для того, чтобы к башне вела одна-единственная тропа, узкая и опасная.
Мало-помалу по кусочкам вырисовалась картина. Фрагменты ее были зашифрованы, будто их составлял некто, кто находился под наблюдением. Он был в окружении ворон? Если дать волю воображению, то разбросанные камни, обломки пород и фигурки, сплетенные из травы, представляли собой верную копию башни и местности вокруг нее. В сущности, пара палок, и камни, и след от башмака, и немного почвы, сбитой как бы в холм, отображали инцидент, случившийся в истории башни всего один раз.
Я с трудом сохраняла спокойный и равнодушный вид. Если скалы, лоза и все остальное скрывают какой-либо смысл, то должны что-то означать и фигурки из травы и коры. Я встала, чтобы было лучше видно.
И тут появилась еще одна деталь.
У основания ствола дерева лежал листок. На нем сидела крошечная фигурка. Эту создавали с особой тщательностью. Достаточной, чтобы донести смысл всего послания.
Предполагалось, что Ревун, бывший хозяин летучего ковра, разбился при падении с башни. Уже некоторое время назад у меня возникло подозрение, что он жив. И смысл послания заключался в том, что Ревун каким-то образом участвовал в последних событиях.
Кто бы ни устроил все это, он знал обо мне и о моем предполагаемом посещении рощи. Это означало, что есть некто, кто осведомлен о моих планах. И еще он имеет какое-то отношение к хозяину ворон, но сам не является их хозяином. Иной причины для такого хитроумного и сомнительного способа связаться со мной не было.
И еще кое-что.
В той битве, в которой, как считалось, убили Ревуна, участвовало немало колдунов. Большинство их числилось погибшими. Но позднее мне сообщили, что кое-кто просто бежал, имитировав смерть. Я снова осмотрела фигурки. В некоторых из них проступали знакомые черты. Трое из них были раздавлены каблуком. Те, кто умер.
Я столько времени обдумывала все это, что чуть не пропустила нечто определяющее, без чего картина не складывалась Было почти темно, когда я обнаружила изящную, маленькую фигурку, несущую под мышкой что-то напоминавшее голову. Потребовалось некоторое время, чтобы осознать, кто именно имелся в виду.
Я сказала Нарайяну, что не видишь того, что не ищешь.
Кусочки мозаики совпали, как только я поняла, что то, что считаешь невозможным, на самом деле может быть возможно. Моя сестра жива. Вся картина предстала в совершенно новом свете. Я испугалась.
И не обратила внимания на самую важную часть этого послания.
Глава 38
У Нарайяна было плохое настроение.
– Всю башню нужно освящать заново. Все, абсолютно все осквернено. Но, по крайней мере, они не совершали умышленных святотатств, не марали святых мест. И идол, и реликвии остались нетронутыми.
Я не понимала, о чем идет речь. У всех джамадаров физиономии были вытянуты. Я взглянула на Нарайяна, сидящего напротив меня у очага. Он воспринял мой взгляд как вопрос.
– Любой неверующий, обнаруживший святые реликвии или идола, украл бы их.
– Может, они боялись проклятия?
Его глаза округлились. Оглянувшись вокруг, он приложил палец к губам и прошептал:
– Откуда вы знаете об этом?
– А с такими вещами шутки плохи. В этом их тихое очарование. – Излишний сарказм. Просто я была не в себе. Мне хотелось поскорее покинуть эту рощу. Не слишком приятное место. Здесь полегло немало народу, и все умерли преждевременной смертью. Земля пропитана кровью, усыпана костями, а воздух еще дрожит от крика. И запах, и сама атмосфера вполне в духе Кины.
– Как долго мы тут будем, Нарайян? Я пытаюсь идти вам навстречу. Но не собираюсь торчать в этой роще всю оставшуюся жизнь.
– О Госпожа, Фестиваля уже не будет. Чтобы очистить храм от скверны, требуется несколько недель. Жрецы расстроены. Обряды отложены до Надама. Это незначительный праздник, когда у групп начинается сезон отдыха и общение между ними на время прерывается. Тогда жрецы призывают их обращаться к Дщери Ночи в своих мольбах. По их словам, она медлит с приходом из-за того, что мы недостаточно усердно молимся.
Неужели он всю жизнь будет выдавать мне информацию по крупицам? С другой стороны, думаю, ни один верующий не стал бы распространяться о своих религиозных праздниках, святых и прочих вещах так подробно, как это делал он.
– Тогда почему мы до сих пор здесь? Почему не отправляемся на юг?
– А мы здесь не только ради Фестиваля.
Это точно. Но каким образом, интересно, я могла убедить этих людей в том, что являюсь их мессией? Об этом Нарайян умалчивал. Ни одна актриса не способна сыграть роль, не зная о ней ничего.
Вот в чем загвоздка. Нарайян искренне верил, что я и в самом деле Дщерь Ночи. Потому что хотел этого. Это означало, что он отказался бы проинструктировать меня, если бы я попросила. Он полагал, что моя интуиция должна была подсказать мне мою сущность.
