Рыбак снова внимательно посмотрел сперва на Смеда, потом на Талли, затем снова перевел взгляд.
– Я понял. Очень возможно. – Кем-кем, а дураком этот старик не был. – Тимми, – сказал он, – у тебя верный глаз. Сможешь поделить это барахло на равные части?
– Плевое дело. – Тимми уселся прямо на землю и, заливаясь счастливым смехом, по локоть засунул руки в кучу монет. – Кто из вас уже успел приглядеть для себя какую-нибудь вещицу? Могу отложить.
Никто не отозвался.
Глаз у Тимми и впрямь оказался верным. Он разделил все так, что даже Талли не нашел к чему придраться.
– Там наверняка еще много чего осталось, – сказал Старый Рыбак. – Не говоря обо всяких стальных штуковинах, которые тоже можно прибрать к рукам, а потом загнать кому-нибудь оптом. Если мы сумеем пригнать туда фургон и вывезти все это барахло.
После дележа добычи Талли и Старый Рыбак опять пошли в городок. Смеду совсем не хотелось идти с ними, но он все же решил, что пойти надо. Приглядеть за Талли, чтобы тот не выкинул какой-нибудь бесчестный фортель. Тимми остался. Ему нравилось бросать палки и смотреть, как растет куча хвороста.
Целых десять дней, с утра до вечера, они мародерствовали в городе. Оружие и другие громоздкие предметы они подбирали, чистили, увязывали так, чтобы защитить от сырости, а потом прятали, в надежде вернуться за ними снова. Но даже денег, драгоценностей и небольших безделушек набралось столько, что они едва могли унести.
Даже Талли, казалось, был доволен и радовался жизни. До поры до времени.
– Знаете, что не дает мне покоя? – спросил он однажды вечером. – Отчего никому в этом чертовом городе Весло не пришла в голову такая же мысль, как мне? Голову готов был дать на отсечение, что, пока мы тут валандались, за каждым кустом будет торчать пара парней, мечтающих добраться до Серебряного Клина.
– А мне хотелось бы знать, отчего сюда до сих пор никто не явился, чтобы узнать, что сталось с чертовым гарнизоном? – проворчал Старый Рыбак.
Ответа не знал никто. От таких вопросов разило падалью слишком сильно, чтобы от них можно было так просто отмахнуться, и у каждого их накопилось немало.
– Сдается мне, пришла пора подпалить чертову кучу и посмотреть, сработает это или нет, – сказал Старый Рыбак. – Там уже столько хвороста, что Тимми не может забрасывать сучья на самый верх.
Смед вдруг понял, что ему совсем не хочется в этом участвовать. Талли, похоже, тоже не горел особым желанием. Зато Тимми сразу расплылся в улыбке от уха до уха. Ему давно не терпелось.
Талли шепнул на ухо Смеду:
– Этот коротышка то и дело поджигал что-нибудь в городе, когда мы там были. Радуется, глядя, как вещи горят.
– Сегодня день что надо, – сказал Рыбак. – Поднялся ветер, он раздует огонь. Как раз такой день, жаркий и солнечный, когда дерево спит крепче всего. Загляните в свои штаны, парни, чтобы понять, мужики вы или уже нет. Если у вас там все на месте – тогда вперед!
Какое-то время они смотрели друг на друга, потом Смед сказал:
– Ладно, – и встал.
Он подобрал давно приготовленную охапку сухих веток. Рыбак с Тимми тоже взяли по охапке. Талли пришлось нехотя последовать их примеру.
Они спустились на дно ямы, выкопанной бестией, подожгли там ветки, потом выскочили наружу, стремительно подбежали к дереву и побросали пылающие связки на кучу хвороста с наветренной стороны. Талли, конечно, бросил слишком издалека, его связка не долетела до кучи, но это уже не играло роли.
Обратно они неслись, не разбирая дороги. Смед, Тимми и Рыбак бежали по прямой, Талли – зигзагами. Но дерево не проснулось, пока они не укрылись в лесу.
К тому времени кучу хвороста охватило адское пламя.
Из чрева костра изредка вылетали голубые молнии. Но это продолжалось недолго.
Жар огня припекал даже там, откуда, скорчившись на земле, Смед наблюдал за происходящим. Столб пламени продолжал бесноваться, но это зрелище почти не действовало на Смеда. Пожалуй, он ощущал только печаль.
Костер прогорал долго, весь остаток дня. В полночь Тимми пошел посмотреть, как там дела. Вернувшись, он сказал, что под пеплом полно углей и подойти близко к дереву невозможно.
На следующее утро они отправились туда все вместе. Смед был поражен. Дерево по-прежнему стояло на месте. Без листьев, с обугленным стволом, но стояло. Серебряный Клин, словно око дьявола, тускло мерцал на уровне человеческого роста. Как бы близко они ни подходили, никакой реакции на их присутствие не было.
Но достаточно близко подойти было нельзя, жар, все еще сохранившийся под пеплом, становился невыносимым. Они натаскали воды из речки и долго лили ее на пепел, пока не образовалась тропинка. Тимми Локан подобрал подходящую для рычага палку и сам вызвался вытащить Клин.
– Не могу поверить, – прошептал Талли, когда Тимми налег на рычаг, а дерево никак не среагировало. – Просто никак не могу. Чертова штука почти в наших руках! Мы действительно до нее добрались!
Тимми пыжился изо всех сил, сыпал проклятиями, но у него ничего не получалось.
– Эта дрянь даже на мизинец не сдвинулась, – прорычал он. – О черт!
Клин вдруг выскочил из ствола, словно пробка из бутылки. Тимми дернулся, пытаясь схватить его, когда тот пролетал мимо, и на мгновение притронулся к нему левой рукой, но тут же выронил и дико завопил.
– Ой, черт! Эта дрянь горячее огня!
Он подбежал к ним, продолжая орать от боли, сунул руку в бадью с водой. Его ладонь вся покраснела, на глазах покрылась волдырями.
Рыбак лопатой выудил кусок серебра из пепла.
– Поосторожней, Тимми. Сейчас я его швырну в воду.
– Но моя рука…
– Один черт, при сильных ожогах от воды только вред. Вали-ка в лагерь. Там у меня есть мазь, от которой тебе будет куда больше проку.
Тимми вытащил руку из бадьи, Старый Рыбак бросил туда Клин. Вода зашипела, по ней пошли пузыри.
– Понесешь бадью, Смед, – распорядился старик. Тут Талли словно проснулся и тихо сказал:
– Нам лучше делать отсюда ноги. По-моему, оно начинает приходить в себя.
На фоне неба это было видно не очень отчетливо, но, похоже, на кончиках невесть как уцелевших прутьев дерева заплясали крохотные голубые блики.
– Наверно, жар перестал попадать через раскаленный Клин в сердцевину ствола, – сказал Рыбак. – А ну, валим отсюда, парни.
Все четверо мгновенно превратились в бешено мелькавшую мешанину рук и ног.
Смед оглянулся, только оказавшись под защитой леса. Как раз в этот момент дерево испустило свирепый разряд, направленный наугад. Вспышка почти ослепила его, высоко к облакам взметнулся пепел. Боль, отчаяние и… что-то похожее на скорбь? Вихрь исходивших от дерева чувств захлестнул его, взметнулся и опал моросящим тихим дождем. Сердце Смеда наполнилось смутным ощущением вины, по лицу потекли слезы.
