Но вот, почти бегом, появился третий.
– Идет! – сказал он и метнулся в тень, спрятавшись всего в восьми футах от Смеда, который теперь был начеку.
Действительно, сюда кто-то шел. Судя по звуку шагов, парень изрядно надрался. Вдобавок он разговаривал сам с собой.
Внутри Смеда все болезненно сжалось, он вздрогнул, узнав идущего, но ничего не успел сделать. Тимми Локан угодил в засаду. На него навалились так быстро, что парень не смог даже вскрикнуть.
Смед едва не бросился на помощь. Он привстал, наполовину вытащил нож, но вовремя опомнился. Может быть, он и успеет прикончить одного. А тем временем остальные двое в два счета разделаются с ним. Рассчитывать на лучшее было трудно.
Но что же теперь делать?
Он пойдет следом за ними. Выследит, куда они притащат Тимми, потом найдет Рыбака и… И тот скажет ему, что не надо было хлопать ушами.
Здесь и сейчас делать что-либо все равно слишком поздно. Значит, придется идти выслеживать этих парней.
Он не знал, кто они такие, но сильно подозревал, что эти трое делают грязную работу для одного из охотников за Клином, который решил познакомиться поближе с теми из горожан, кто недавно лишился руки.
Следить оказалось проще, чем он ожидал. Тимми всю дорогу отбивался, поэтому у них было не так уж много возможностей следить за чем-либо еще. Да и ушли они недалеко, углубившись примерно на четверть мили в район, где стояли выгоревшие, но еще не снесенные дома, настолько ни на что не годные, что в них не желали селиться даже бродяги.
В один из таких домов втащили Тимми. Спрятавшись в тени, Смед тупо смотрел на этот дом и спрашивал себя, что ему делать дальше. Помни, теперь мы деремся за собственную жизнь, звучали в его ушах слова Рыбака.
Боец из него был никакой. Он всегда уклонялся от драки, если ему удавалось. А когда не удавалось, всякий раз бывал нещадно бит. Чего-то ему не хватало. Не то злости, не то наглости, не то подлости. Но не хватало, даже когда у него не оставалось другого выбора.
Он вдруг вспомнил всех тех сволочей, от которых ему доставалось; все побои, насмешки и тычки; вспомнил свое вечное недоумение, непонимание, отчего они так поступают, ведь он никогда их не задевал. В нем разом закипели все старые обиды, вперемешку с щекочущими нервы мстительными фантазиями и миазмами жгучей ненависти.
Один из тех троих вышел из дома, помочился на улицу, потом попятился и прислонился к стене. Для караульного у парня был слишком беспечный вид. Наверно, просто решил проветриться, подумал Смед.
Он двинулся вперед неверными шагами, не понимая, что делает. Его так трясло от страха, что даже зубы стучали.
Он споткнулся, упал на одно колено, ободрав его о битый кирпич, жалобно выругался. И тут, вместе со вспышкой боли, на него снизошло вдохновение.
Смед поднялся и снова захромал вперед, спотыкаясь, бормоча себе под нос. Он шел прямо на парня и напевал что-то вроде: «Хорошо быть кисою, хорошо – собакою! Где хочу, там писаю, где хочу – там какаю!»
Теперь головорез насторожился. Но не двинулся с места.
Смед шлепнулся на задницу, глупо захихикал, кое-как встал на четвереньки, притворяясь, что на него накатил приступ рвоты. Потом опять поднялся на ноги и пошел прямо вперед, пока не наткнулся на стену, футах в десяти от наблюдавшего за ним человека. Тогда он попятился, продолжая что-то бормотать, тупо уставившись на стену, словно пытался сообразить, откуда она здесь взялась. Затем оперся одной рукой на эту стену и неверными шагами устремился вдоль нее в ту сторону, где стоял головорез. Когда до того оставалось не больше четырех футов, Смед притворился, будто только что заметил парня, во взгляде которого читалось скорее глумливое презрение, нежели подозрительность.
Взглянув на него, Смед издал нелепый хлюпающий звук. Он надеялся, что выглядит достаточно напуганным, и беззвучно благодарил всех богов сразу за то, что пока остался неузнанным. Теперь, если он правильно угадал, этот парень захочет поизгаляться над ним, под видом помощи…
Смел споткнулся и снова упал на четвереньки.
– Похоже, ты здорово надрался, старина. – Головорез шагнул в его сторону.
Смед снова издал несколько хлюпающих звуков. В его ушах снова раздался голос Старого Рыбака:
– Вспомни, как ты берешь женщину, Смед. Не как попало, а бережно, плавно.
Человек нагнулся, подал ему руку, помогая встать. Он не заметил нож, тускло блеснувший в руке Смеда. А Смед навалился на парня всем телом и плавно задвинул лезвие ему меж ребер. Прямо в сердце.
Смед как бы раздвоился. Одно его «я» было здесь, продолжая направлять его руку. Второе впало в какое-то забытье, отключилось от внешнего мира, полностью оказавшись во власти животного ужаса. В этом хаосе пульсировала только одна отчетливая мысль: какая ложь! Какая ложь, что убивать с каждым разом становится все легче.
Когда его сознание всплыло из этой мглы, он обнаружил, что успел оттащить продолжавшее конвульсивно дергаться тело ярдов на сто в сторону.
– Какого черта я это делаю?
Ax да, конечно. Спрятать. Так, чтобы не было видно. Потому что это было только начало.
Он снова услышал приглушенный, но отчаянный вопль боли и понял, что первая брешь во мгле, охватившей его сознание, была пробита точно таким же криком.
Он проскользнул в дом с осторожностью крадущейся кошки, отключив остальные чувства, чтобы не испытывать мучительную боль, когда раздавался очередной агонизирующий вопль Тимми. Он даже использовал эти крики, каждый раз быстро продвигаясь на несколько шагов вперед.
Мама дорогая! Что он здесь делает?!
Вопли доносились из подвала. Смед начал спускаться по ступенькам, двигаясь так целеустремленно, словно его вела чужая воля. Миновав шесть ступенек, он сперва пригнулся, а потом чуть не на уши встал, чтобы посмотреть, что делается внизу.
Лестница заканчивалась в нескольких футах от входа и подвал. Двери не было. Из проема пробивался свет и доносились крики. Смед, почти не дыша, спустился еще на две ступеньки, затем осторожно перелез через перила, нырнул под лестницу и затаился, озираясь вокруг.
Разглядеть что-либо оказалось трудно, но, похоже, пожар обошел эту часть подвала стороной. Здесь даже не чувствовался запах старой гари.
Теперь он мог слышать почти все, что там происходило. Кто-то задавал Тимми нетерпеливые вопросы. Еще двое препирались по поводу того типа, которого Смед прикончил наверху. Один беспокоился, как бы тот не сбежал, а второму было на это наплевать.
Спрятаться под лестницей, если кто-нибудь решит туда заглянуть, было негде. Свет, попадавший сюда из дверного проема, сразу выдал бы Смеда с головой. Поэтому он осторожно выбрался оттуда, прокрался к большой куче мусора слева от проема и скорчился позади нее, совершенно не представляя себе, что делать дальше.
