– Рабов или пленных там не… А? А это еще что?
Это было солнечным зайцем, отраженным чем-то железным в холмах. Зайчик тут же мелькнул снова. Очевидно, меж холмов, не слишком-то скрываясь, двигались люди.
Тенекрутовым солдатам не было нужды красться. Я сказал Гоблину:
– Передай всем: с заката – полная боевая готовность.
Дядюшка Дой сощурился, глядя на холмы:
– Глаза твои хороши, Каменный Солдат.
– Знаешь что, настырный? Меня куда как лучше звать просто Мургеном.
Коренастый человек слегка улыбнулся:
– Как пожелаешь, Мурген. Я пришел от имени Глашатая. Он просил передать тебе: наступают суровые времена. Просил приготовиться умом и сердцем.
– Суровые времена?
– Кончилась лафа, – захохотал Одноглазый. – Пришло время платить за то, что валяли дурака да жир нагуливали, пока райские гурии порхали вокруг.
– Когда снова замыслишь малость нажиться, вспомни об этом.
– Чего?
– Деньгами сыт не будешь.
– Вечно ты все настроение испортишь…
– Уж таков я есть. Скажи Сопатому: пусть сбегает в цитадель и скажет Зиндабу, что южане что-то замышляют.
Лишь с Зиндабом я мог говорить, не нажимая и не преодолевая желания взять его за глотку. И Могаба не сможет попенять, что его не информировали.
Что-то будет, если Тенекрут просто возьмет да уйдет, оставив нас самих разбираться друг с другом?
По-моему, с его стороны это было бы умнее всего.
45
Сопатый едва смог подняться наверх, а после еще пять минут сипел и отхаркивался, прежде чем смог говорить. Старикашка по возрасту никак не годился в солдаты. И так уже внуков, похоже, пережил. Однако, подобно всем нам, кроме Отряда, у него не было ничего. И умрет он под нашим знаменем с черепом. То есть под тем, что теперь заменяет нам знамя.
Сопатый у нас – явление аномальное. Обычно жизнь наемника тяжела и кратка; боль и страх лишь изредка перемежаются случайными и мимолетными удачами. Свихнулся бы от такой жизни, кабы не нерушимое товарищество. И в ротах, и в шайках помельче… Но то не Черный Отряд.
И Костоправ, и я положили уйму сил на поддержание нашего братства. Пожалуй, снова пришла пора возродить обычай Ворчуна – читать Анналы вслух, чтобы люди помнили: они – часть сообщества, что долговечнее многих королевств.
– Сопатый, ты уж лучше вздремни пару часиков.
Он покачал головой. Старик наш, пока может, делает все, на что способен.
– Лейтенант наров… Зиндаб… шлет приветствия… и просит… ночью… быть настороже.
– Зачем, не говорил?
– Он вроде как… намекал… что Могаба… может… как стемнеет… решиться на… большие дела.
Могаба всегда замышляет большие дела. Дал бы Тенекрут ему возможность их начать наконец. Один-единственный слишком крупный рейд в неудачный момент – и Могаба лично узнает, отчего Тенекрута называют Хозяином Теней.
Сопатый сказал что-то на своем родном языке – Одноглазый его понимал. По тону – похоже на вопрос. Одноглазый в ответ издал несколько щелкающих звуков. Я решил, что старикан спрашивал, можно ли говорить в открытую при нюень бао. А Одноглазый заверил, что все в порядке.
– Зиндаб… – заговорил Сопатый, – велел вам… ребята… передать: слухи о… большой битве… наверное… правда.
– Ребята, мы перед Зиндабом в долгу, – сказал я. – Сдается мне, он хочет нам сказать, что больше безоговорочно не поддерживает Могабу.
Тай Дэй с дядюшкой Доем впитывали нашу беседу, словно губки.
Напряжение нарастало часами. Без всяких видимых причин у нас возникло чувство, что эта ночь станет переломной. Ребята в основном беспокоились, ожидая от Могабы новых подлостей. Со стороны Тенекрута мы не ждали неприятностей в ближайшее время.
Я не спускал глаз с холмов.
– Вот оно! – рявкнул вдруг Одноглазый.
Его обуревали те же предчувствия, что и меня.
Среди холмов вспыхнуло багряное зарево, и молнии с треском ударили в землю вкруг причудливого всадника.
– Снова вернулась, – сказал кто-то. – А где ж другой?
Вдоводела поблизости видно не было.
Равнину охватила паника. Призрак застал разбросанные по равнине секреты тенеземцев врасплох. Заорали, отдавая приказы, сержанты, во все стороны понеслись гонцы. Солдаты суетились, сталкиваясь друг с другом.
– Вон он! – крикнул Бадья.
– Кто?
– Вдоводел! – Он показал рукой. – Старик наш!
Фигура Вдоводела, сиявшая среди холмов, казалась больше самой жизни.
Гоблин, появившийся неизвестно откуда, вцепился в мое плечо.
– Гляди!
Он показал в сторону главного лагеря тенеземцев. Самого лагеря нам видно не было, но примерно над ним в воздухе возникло бледное сияние, разгоравшееся ярче и ярче.
– Значит, Тенекрут от игры не бежит, – заметил я.
– Ага. Что-то тяжеловесное пустил в ход.
– Что именно? Может, и высовываться не стоит?
– Поживем – увидим.
Прожив еще несколько минут, я и впрямь увидел. К холмам понесся громадный шар зеленоватого пламени, ударивший в то место, где появился Жизнедав. Земля встала дыбом. Камень занялся огнем. И все – без толку. Жизнедава – и след простыл.
– Промазал.
– Окривел, видать.
– Жизнедав мухлюет – на месте не стоит!
– Ошибся он, выбирая орудие, – осклабился Одноглазый. – Что же – противник будет стоять и ждать?
– Может, это – лучшее, на что он способен. Нездоров ведь.
Я тихо отошел в сторону. Пара минут – и Одноглазый с Гоблином затеют свару.
Суматоха на равнине все усиливалась. Действия южан вряд ли имели какой-то смысл – уж очень они суетились. Судя по тому, что мне удалось расслышать, их застали врасплох, почти не способных обороняться, как раз тогда, когда они, со своей стороны, только-только затеяли что-то серьезное. Доносилось до меня и – весьма испуганными голосами произнесенное – имя Кины.
А Жизнедавица наша, так похожая на эту богиню разрушения, пропала без следа. Неинтересно ей, наверное, сделалось – не появлялась больше. Тенекрут обрушил на холмы всю волшбу, что успел слепить на скорую руку. В цель не попал, разве что устроил порядочный пожар.
Лиса проникла на птичий двор. Южане ударились в повальное бегство: страх одного подхлестывал ужас его товарищей. Стоило некоторым приблизиться к стене, как мои ребята в свою очередь принялись стрелять.
– Продолжают браниться, что ноги у них промокли, – сказал Гоблин.
