Я и уже имеющимися дурными вестями был сыт по горло.
10
Росту в Могабе – шесть футов, пять дюймов. Жира нигде – ни унции, разве что меж ушей. Весь из костей и мускулов, движется с этакой плавной, текучей кошачьей грацией. Здорово ему пришлось поработать, чтобы не перебрать с мускулатурой и не потерять гибкости. Лицом он темен, но не эбеново-черен, а скорее цвета старого красного дерева. Он просто-таки пышет уверенностью, непоколебимой внутренней силой.
У него всегда наготове острота, но он никогда не улыбается. А если и выказывает чувство юмора, то чисто поверхностно, исключительно ради воздействия на публику. Сам он юмора не чувствует и, вероятно, не понимает. Он, как никто до него, сосредоточен. Сосредоточен на созидании и поддержании в надлежащем виде Могабы, величайшего воина всех времен.
Достоинства его почти таковы, как ему хочется. Я никогда не видел человека, способного сравниться с ним.
И прочие нары почти так же впечатляющи и надменно-самоуверенны.
Самомнение Могабы – вот его величайшее слабое место, но, по-моему, никто не в силах убедить его в этом. Он и его репутация – главная ось, вкруг коей вращаются все его помыслы.
К несчастью, склонность к самолюбованию и самооправданию – не та черта характера, что вдохновляет солдат выигрывать сражения.
Меж Могабой и нами, остальными, не осталось ни крупицы приязни. Это он расколол Отряд на Старую Команду и наров. Могаба представляет себе Черный Отряд как священный крестовый поход длиною в эпохи. Наши же ребята видят в нем большую, несчастливую семью, которая старается уцелеть в мире, задавшемся целью погубить нас.
Спор разгорелся бы куда жарче, не будь под боком серьезного общего врага в лице Тенекрута.
Теперь даже многие из людей Могабы – и то отнюдь не восхищены его образом мыслей.
То, о чем Костоправ твердил с того момента, как впервые взялся за перо и бумагу, можно назвать вопросами тона. А затевать свары с командиром, как бы он ни был не прав и однобок в суждениях, хорошим тоном не назовешь. Я и стараюсь держаться в рамках приличий.
Костоправ быстро возвысил Могабу – за его исключительные качества – до положения третьего человека в Отряде, после него самого и Госпожи. Однако это еще не делает Могабу командиром в случае отсутствия Костоправа с Госпожой. Новый капитан должен быть избран. В ситуациях, подобных сложившейся здесь, в Деджагоре, обычай велит солдатам решить, нужно ли устраивать выборы немедля. Если они полагают, что старый капитан некомпетентен, безумен, дряхл, мертв либо по какой-то другой причине нуждается в немедленном замещении, тогда выборов не миновать.
Не могу припомнить ни одного примера из Анналов, чтобы солдаты отвергли старшего кандидата, но, случись выборы сегодня, возможно, появится такой прецедент. При тайном голосовании даже многие нары могут выразить Могабе недоверие.
Пока мы в осаде, никаких голосований не будет. Я сам постараюсь свести на нет любые попытки провести выборы. Может, Могаба и безумен. Может, я и отношусь без всякого трепета к тому, что для него – святыня. Однако только у него достаточно воли, чтобы управлять тысячами норовистых таглиосских легионеров и в то же время держать в рамках джайкури. Падет он – место его заступит его помощник Зиндаб, затем – Очиба, а уж потом, может быть, ежели не сумею достаточно быстро слинять, я.
Все время, пока длится осада, солдаты и гражданские куда больше боятся Могабу, чем уважают, – вот что меня беспокоит. Страх, как неоднократно сообщали Анналы, – наиблагоприятнейшая почва для предательства.
11
Совещания штаба Могабы проходили в башне, на самой верхотуре; там имелась оружейная палата, устроенная Грозотенью ради забавы. Могаба полагал, что нам, мелкой шантрапе, помимо совещаний заодно и поупражняться не грех. Своего же боевого поста на стене он оставлять не любил, поэтому я мог рассчитывать, что совещание надолго не затянется.
Держался он вежливо, хотя всем было очевидно, как это трудно для него.
– Я получил твое донесение, – сказал он. – И нашел его не слишком внятным.
– Так и было задумано. Дабы посланник не разболтал новость всем и вся по пути к тебе.
– Из этого следует, что новость плоха.
Он говорил на диалекте Самоцветных городов, подхваченном Отрядом во время службы синдику Берилла. Чаще всего мы им пользовались, когда не желали быть понятыми местными. Могаба же говорил на нем оттого, что до сих пор недостаточно овладел таглиосским и без переводчика обойтись не мог. Он и по-самоцветски говорил с ужасным акцентом.
– Именно так и обстоят дела, – сказал я. Зиндаб, друг Могабы, перевел услышанное для присутствовавших таглиосских офицеров. – Гоблин и Одноглазый, – продолжал я, – говорят, что Тенекрут снова в полном здравии и нынче ночью собирается попышнее отпраздновать этот факт. Таким образом, этой ночью будет не обычный рейд, но мощнейший удар всеми наличными силами.
Дюжина пар глаз взирали на меня, моля, чтобы все сказанное мною оказалось чем-нибудь вроде очередной злобной шутки Гоблина и Одноглазого. Взгляд Могабы сделался ледяным; он смотрел так, словно старался запихать мои слова назад, в глотку.
Могаба не пользовался услугами этой пары, постоянно вызывавшей разногласия между ним и Старой Командой. Он был свято уверен, что колдунам, ведьмакам и прочим волшебникам, уж каким ни на есть жалким, все же не место среди воинов, коим положено полагаться лишь на собственную силу, сметку, волю и, может быть, еще на каменную твердость командира, если таковая имеется в наличии.
Гоблин же с Одноглазым – мало того, что колдуны, мало того, что неряшливы, недисциплинированны и вообще разгильдяи – так еще менее всех склонны признавать его, Могабу, лучшим приобретением Черного Отряда на все прошедшие и будущие времена.
А Тенекрута Могаба особенно ненавидел за то, что тот наверняка никогда не выйдет с ним, Могабой, на честный бой, каковой впоследствии был бы воспет в веках.
Могаба хочет занять место в Анналах, причем главное. И он его получит – однако не так, как ему желательно.
– У тебя есть соображения, как совладать с этой опасностью?
Голос Могабы не выказывал никаких чувств, хотя выздоровление Тенекрута наверняка здорово приблизило день и час нашего уничтожения.
Я поразмыслил над всеобщей невысказанной мольбой, однако Могаба явно был не в том расположении духа.
– Боюсь, что нет.
– И в книжках твоих нет ничего такого?
Он имел в виду Анналы. Костоправ уйму сил положил на то, чтоб заставить Могабу изучить их. Ворчун здорово умел отыскивать в них похожие случаи и принимать их к сведению – в основном потому, что не очень доверял своим командно-стратегическим талантам. А вот у Могабы самоуверенности – хоть отбавляй. Всякий раз он находил повод уклониться от знакомства с историей Отряда. И лишь недавно для меня стало очевидным, что он не умеет ни читать, ни писать. В некоторых землях грамота считается делом немужским. Может, и среди наров в Джии-Зле было так, несмотря на то, что ведение Анналов – священный долг братии Черного Отряда.
