По-таглиосски она говорила ужасно. Я мог объясняться на нюень бао несравненно лучше, но она нипочем не соглашалась говорить со мной на языке своей родины. По моим соображениям, для нее это значило бы признать законность моих отношений с Сари. Впрочем, я давно уже бросил попытки разгадать ход мыслей матушки Готы.
– Они передают сообщения, – ответил я на нюень бао, – подсматривают, подслушивают, шпионят. Так же, как мыши, и земляные и летучие. Те, кому они служат, нам не друзья.
Наверное, я чересчур распустил язык. Костоправ не одобрил бы моей болтливости. Но мне показалось, что она может клюнуть на эту наживку. Вдруг да проговорится о том, что она знает или хотя бы подозревает. Захочет выпендриться и не удержится.
– Я тоже приметила ночью сов, Каменный Воин, – странных. Обычные птицы так себя не ведут.
Я хмыкнул. До сих пор на сов никто не обращал внимания. Если их и вправду используют против нас, эта старушенция куда проницательнее, чем я думал.
– Прошлой ночью вороны прилетали и улетали из сияющей крепости. Много ворон.
Я присмотрелся к ней повнимательнее. Стало быть, прошлой ночью. Когда мы с Тай Дэем разбирались с отбившимися от своих парнями. А она шастала по развалинам с дядюшкой Доем. И, гляди-ка, приметила то, что я прошляпил.
В последнее время ворон у вершины вилось немного. По-видимому, Длиннотень почувствовал неприязнь к этим мрачным, зловещим птицам и опутал хрустальные купола своих башен коварными чарами, поражавшими ворон, когда тем случалось подлетать слишком близко.
– Интересно, – сказал я. – Возможно, это что-то новое.
– Вороны летали туда и раньше. Но так много их не было никогда.
Хм. Что же за хреновина творилась там прошлой ночью? Что могло так заинтересовать Душелова? Может быть, это стоит проверить. А может быть, проверяют как раз меня. Возможно, дядюшка Дой и матушка Гота, приметив в последние месяцы странности в моем поведении, задумали выяснить, что к чему. Кто знает, не справедливы ли подозрения Костоправа. Если это подозрения, а не что-то большее. Он ведь всех подряд хоть в чем-нибудь, да подозревает.
– Летающий тоже вылетал прошлой ночью, Солдат Тьмы.
– А… – Кажется, она все-таки меня проверяла. Прекрасно ведь знала, что я терпеть не могу загадочные титулы, навешанные на меня ее папашей Кы Дамом. Старый вещун никогда не разъяснял, что они значат, а Гота и подавно шагу не ступит дальше, чем ее папочка. – Это интересно.
Никто уже давно не замечал Ревуна в полете. Если они летал, то под прикрытием маскирующих чар.
Видать, ей поиграть со мной захотелось. И позлить меня вопросами да недомолвками. Больше, чем я услышал, мне из нее уже не вытянуть, пока.
Я отказался принять ее игру и повернулся к Тай Дэю.
– Неужто меня только что приняли в почетные нюень бао?
Тот пожал плечами. Похоже, он слегка удивился: как это его мать вообще что-то мне рассказала.
Я и не подумал припустить со всех ног к Копченому – старуха ждала именно этого, но ей пришлось здорово разочароваться. Вместо того я занялся рутинными делами: помог Тай Дэю в обустройстве нашей хибары, снова подкрепился, основательно попил воды и некоторое время корпел над Анналами. Что бы ни случилось прошлой ночью, я уже все равно не мог ничего изменить. К тому же, не думаю, чтобы эти события таили в себе такую уж страшную угрозу.
Вскоре после заката солнца ко мне заявился Одноглазый.
– Супец готов, – заявил он, побулькав содержимым глиняного горшка. Моя нора наполнилась запахом его пойла.
– Вот и ладненько, – отозвался я и последовал за ним во тьму.
53
– На сей раз ты появился как нельзя вовремя, – сказал я Одноглазому. – Мне как раз надо было оттуда убраться… – Я пересказал ему все услышанное от матушки Готы.
– Откуда она все это вызнала?
– Я рассказал о том, что приметил ее и Доя в развалинах. – Может и они меня заметили?
– А может им Тай Дэй рассказал?
– Не исключено.
– Ты полагаешь, это важно?
– Они явно хотели подбить меня на то, чтобы я это проверил. Проверил специально, ведь при обычной проверке я ничего особенного не заметил.
Одноглазый хмыкнул. И призадумался.
– Эдак ты можешь себя выдать. К тому же, при всех своих преимуществах, мы запросто можем проглядеть нечто существенное, потому как не знаем, что именно следует искать.
– В точку попал. Нечто важное могло лежать на поверхности, а я, невзирая на преимущество, что давал мне Копченый, мог в упор ни хрена не видеть, ибо понятия не имел, чего искать. На то, чтобы поспевать всегда да повсюду, у нас попросту не было времени. – Почему бы не угостить твоим магическим зельем моих родственничков? – предложил я. – Вдруг оно им языки развяжет?
– Эка? А я думал, они и капли в рот не берут!
– Так все считают. Но я сам видел, как Тай Дэй пару раз принимал для сугреву кое-что покрепче воды. А его мамаша, как мне сдается, запросто может усидеть несколько пинт, но стесняется Доя. Он все время торчал поблизости, и с тех пор, как мы ушли из Таглиоса, у нее не было случая залить глаза.
– Очень интересно. – Черномазого коротышку моя информация вдохновила. – Вот что я тебе скажу. Сейчас я пойду туда и составлю им компанию. В твое отсутствие. Скажу им, что ты работаешь.
Он ушел еще до того, как я закончил свои приготовления. Прихватив с собою скользкую, старую деревянную бадью.
– С Лебедем, что ли его свести? – пробормотал я. Лозан Лебедь тоже варил дерьмовую бражку, но в сравнении с пойлом Одноглазого его продукт мог бы считаться амброзией.
Обхватив Копченого, я ощутил некое подобие тепла: словно частица его сознания уловила, что он больше не один, и испытала удовлетворение. Я направил его прямо к Вершине, соскальзывая во времени в прошлую ночь, и старался при этом избегать горящих развалин, чтобы не наткнуться на самого себя. Вихляя туда-сюда, я засек наконец ворон матушки Готы. Что было непросто. Они примчались с севера и рухнули в недра Вершины, словно упавшие камни. Было их не более дюжины, так что принять или передать они могли лишь весьма краткое сообщение. Я-то ожидал, что их будет гораздо больше – исходя из слов моей тещи.
Я последовал за воронами. Стая не стала приближаться к сверкающему хрустальному куполу, под которым Хозяин Теней, несмотря на поздний час, корпел над каким-то таинственным текстом. Погрузившись в темноту двора, птицы пробрались в помещение через дверь, специально оставленную слегка приоткрытой. Они издавали негромкие тревожные звуки: видать, чувствовали себя здесь неуютно. Резкий, неожиданно оборвавшийся крик едва не вспугнул их.
Затем послышался шепот. В темноте я не видел ничего, кроме смутных очертаний фигуры, и узнал Ревуна лишь благодаря вырвавшемуся у него крику. Из того, что он говорил, я не разобрал ни слова. Равно как не понял и ворон, по очереди выкрикивавших слова, которые должны были сложиться в сообщение. Но решающее значение для меня имело не содержание беседы колдуна с пташками, а сам факт этой беседы.
