Я не стала возражать.
– Меня считают моложе, чем на самом деле, из-за маленького роста.
– Расскажи мне о себе, Дораби Дей Банерай. Кем был твой отец? Из какой семьи происходила твоя мать?
– Вряд ли вы слышали о них.
У меня мелькнула мысль, что, может быть, не стоит развивать эту тему. Однако Дораби Дей Банерай имел свою историю, и я вживалась в нее на протяжении целых семи лет. Если просто не выходить из образа, все будет выглядеть вполне правдоподобно.
Оставаться в образе. Быть Дораби, которого застали за чтением. Предоставить Дреме отдыхать и не беспокоиться о том, что делать, пока не придет время вновь выйти на подмостки.
– Ты чересчур принижаешь себя, – сказал Сантараксита. – Возможно, я знал твоего отца… Если он был тот самый Доллал Дей Банерай, который не смог воспротивиться призыву Освободителя вступать в его легион, одержавший потом победу при Годжийском броде.
Я уже упоминала о том, что отец Дораби умер, и не могла сейчас взять своих слов обратно. Как могло случиться, что он знал Доллала? Банерай – одна из самых старых и наиболее распространенных традиционных таглиосских фамилий. О людях, ее носивших, упоминалось и в том тексте, который я читала совсем недавно.
– Наверно, это был он. Я не знал его хорошо. Помню, как он хвастался, что был одним из первых, кто завербовался. Он принимал участие в походе Освободителя, когда нанесли поражение Хозяевам Теней. И так и не вернулся с Годжийского брода. – Кроме этого, мне мало что было известно о семье Дораби. Я не знала даже имени его матери. Как такое могло произойти, чтобы во всем огромном Таглиосе я столкнулась именно с тем человеком, который помнил его отца? Фортуна и в самом деле богиня с причудами. – Вы хорошо его знали? – Если это было так, библиотекарю, похоже, придется все же исчезнуть, иначе мое разоблачение неминуемо.
– Нет. Нельзя сказать, что хорошо. Скорее даже плохо. – Теперь у господина Сантаракситы сделался такой вид, точно у него пропало желание говорить на эту тему. Обеспокоенный и задумчивый. Немного помолчав, он сказал. – Пойдем со мной, Дораби.
– Господин?
– Ты завел разговор об университете в Викрамасе. У меня есть перечень вопросов, которые задают тем, кто хочет его посещать. Просто из любопытства мне хотелось бы проэкзаменовать тебя.
– Мне мало что известно о Джанай, господин.
По правде говоря, в хитросплетениях своей собственной религии я не слишком-то хорошо разбиралась и поэтому всегда опасалась того, что кому-то вздумается экзаменовать меня в этом смысле более детально. Другие же религиозные учения были просто напичканы такими персонажами, как, скажем, Кина, гордо шествующая по земле. Мне вовсе не улыбалось запинаться о валуны всяческих нелепостей, торчащие из почвы моей собственной веры, которую я, к стыду своему, возделывала безо всякого усердия.
– Этот экзамен по сути своей не религиозен, Дораби. Он выявляет качества потенциального студента в области морали, этики и способности мыслить. Монахи Джанака не хотят давать образование людям, у которых запятнаны души.
В таком случае, мне придется погрузиться в образ Дораби очень глубоко. У Дремы, веднаитки и девушки-солдата из Джайкура душа была чернее, чем ночная тьма.
14
– И что ты потом сделала? – спросил Тобо.
Набив полный рот ароматным рисом по-таглиосски, я ответила:
– Потом я пошла и навела в библиотеке чистоту.
А Сурендранат Сантараксита остался там, где был, застыв от потрясения, которое вызвали у него ответы жалкого уборщика. Я могла бы объяснить ему, что всякий, кто внимательно прислушивается к уличным рассказчикам, проповедям нищенствующих жрецов и легко доступным бесплатным советам отшельников и йогов, сможет удовлетворительно ответить на большинство вопросов из Викрамаса. Проклятие, да любая веднаитка из Джайкура была способна на это!
– Мы должны убить его, – сказал Одноглазый. – Как будем делать это?
– Другого у тебя нет на уме, да? – спросила я.
– Чем больше мы прикончим сейчас, тем меньше будет их болтаться вокруг и трепать мне нервы, когда я состарюсь.
Может, он так шутит? Не знаю.
– Давай будем беспокоиться об этом, когда ты начнешь стареть.
– Расправиться с этим типом будет проще простого, Малышка. Он ничего такого не ждет. Бам! И нету. И никто даже не побеспокоится. Задуши этого придурка. И оставь на нем румель. Пусть это будет на совести нашего старого приятеля Нарайяна. Он в городе, и нужно постараться побольше вывалять его в дерьме.
– Следи за языком, старик. – Одноглазый забулькал, выплевывая скотские ругательства на тысяче языков. Я повернулась к нему спиной. – Сари? Ты что-то совсем притихла.
– Пытаюсь переварить то, что заработала сегодня. Между прочим, Джауль Барунданди был очень огорчен, что ты осталась дома. Забирая себе часть моего заработка, пытался вычесть твою долю. В конце концов, он довел Минх Сабредил до ручки. Я пригрозила, что закричу. Он, конечно, не поддался бы на мое запугивание, если бы его жена не оказалась поблизости. Ты уверена, что оставлять в живых этого библиотекаря не опасно? Если устроить ему «естественную» смерть, никто ничего не заподозрит…
– Может, это и опасно, но одновременно и полезно. Господин Сантараксита хочет провести надо мной в некотором роде эксперимент. Посмотреть, можно ли на самом деле собачку из низшей касты обучить вставать на голову и притворяться мертвым. Как там Душелов? И что с Тенями? Ты узнала что-нибудь?
– Она выпустила на свободу всех, которые у нее были. Рискованно, конечно, но, наверно, ей уж очень хотелось напомнить городу о своем могуществе. Она рассчитывала, что их жертвами станут иммигранты, которые живут на улицах. О них никто не побеспокоится. Перед рассветом домой вернулась только горстка Теней. Мы подержим наших пленников до завтра.
– Можно было бы захватить еще несколько…
– Летучие мыши, – сказал Гоблин, плюхнувшись в кресло. Одноглазый делал вид, будто дремлет. Хотя по-прежнему крепко вцепился в свою палку. – Летучие мыши. Этой ночью летучих мышей было видимо-невидимо.
Сари кивнула в подтверждение.
– Помню, перед тем, как отправиться в поход против Хозяев Теней, мы все убивали летучих мышей, – сообщил Гоблин. – За каждую нам платили премию, и на нее даже можно было прожить. Но ведь Хозяева Теней использовали их как шпионов.
Мне припомнились времена, когда безжалостно убивали ворон, считая их «глазами» Душелова.
– Ты хочешь сказать, что нам лучше оставаться дома этой ночью?
– Ум у тебя, старушка, острый, как бритва.
Я спросила Сари:
– Что Душелов думает о нашем нападении?
– Об этом я ничего не слышала. – Она бросила передо мной на стол несколько страниц из старых Анналов. – Самоубийство Бходи беспокоит ее гораздо больше. Боится, что за этим последуют и другие.
