Она вскарабкалась на балюстраду, где у нее хранились два оставшихся в мире летающих ковра. Ничего, эти болотные обезьяны заплатят ей и за изжогу тоже. Обед был выдержан в этническом духе нюень бао – крупные, безобразные с виду грибы, еще более мерзкие угри, множество неизвестных овощей в обжигающе остром соусе и, конечно, неизменный рис. Любимое блюдо Радиши, которое, в связи с этим, готовили довольно часто. Протектора меню не волновало, поэтому на кухне все осталось по-прежнему.
Душелов снова рыгнула. Изжога все усиливалась, выжигая ей внутренности.
Она вспрыгнула на ковер большего размера. Он заскрипел под ее тяжестью. Протектор приказала ему лететь вниз по течению реки.
Быстро.
Она пролетела уже несколько миль, поднявшись на высоту около четырехсот футов над землей и обгоняя быстро мчавшихся голубей, когда испорченные детали каркаса, на котором держался ковер, начали потрескивать. Как только первая из них сломалась, давление на остальные стало слишком велико. В течение нескольких секунд ковер распался на составные части.
Ослепительно полыхнуло – так ярко, что вспышку заметила половина города. Последнее, что увидела Душелов, летя по дуге к поверхности реки, было окружающее ее кольцо огромных букв, складывающихся в слова: «Воды спят».
Незадолго перед тем, как за окном полыхнуло, удивленный Могаба обнаружил на своей спартанской койке сложенное и запечатанное письмо. Рыгая и радуясь тому, что съел не так уж много этой еды под острым соусом, он сломал воск и прочел: «Мой брат не отмщен». Потом его внимание привлекла та самая вспышка за окном. Он прочел и лозунг, возникший в небе. На протяжении нескольких последних лет Могаба прикладывал титанические усилия, чтобы научиться читать. И ради чего – ради вот этого?
Что теперь? Неужели Протектор погибла? Или просто хочет, чтобы все так думали, а сама спрячется где-то?
Он рыгнул снова, опустился на койку и почувствовал, что ему нехорошо – ощущение совершенно новое и непривычное. Могаба никогда не болел.
58
На военно-пропускном пункте, к которому мы вышли по ту сторону перевала, с нами беседовал болтливый юнец из местных, явно с претензиями. Возраст мешал ему вести себя напыщенно и официально, хотя старался он изо всех сил. На самом деле его гораздо больше интересовали новости издалека, чем контрабанда или люди, объявленные в розыске.
– Что там творится на севере? – спросил он. – Совсем недавно тут прошло много беженцев. – Он небрежно осмотрел наши скудные пожитки, но не стал рыться в них.
Гота и Дой затараторили друг с другом на нюень бао, сделав вид, что не понимают таглиосского произношения молодого человека. Я пожала плечами и ответила по-джайкурийски. Этот диалект достаточно близок к таглиосскому, чтобы два человека понимали большую часть того, что говорят, но юноша явно почувствовал себя разочарованным. У меня не было ни малейшего желания торчать тут, болтая с каким-то чиновником.
– Ничего не знаю о других. Нам просто не повезло – одни страдания, вот что мы там имели. Услышали, что на юге есть какие-то возможности, покинули Землю Печали Нашей и отправились в путь.
Я понадеялась, что офицер решит, будто я имела в виду конкретную страну, и не догадается, что эти слова – Земля Печали Нашей – в ведне означают место, куда люди попадают после смерти, прежде чем предстать перед Богом.
– Говоришь, уже многие прошли тут до нас? – спросила я, постаравшись, чтобы мой голос звучал обеспокоенно.
– Совсем недавно, да. Поэтому я и испугался – а вдруг что-то надвигается?
Он волновался за стабильность империи, с которой связал свою судьбу. Я не смогла удержаться от небольшой выходки.
– Ходили слухи, что в Таглиосе снова появился Черный Отряд и объявил войну Протектору. Но об этом Черном Отряде всегда рассказывают бог знает что. На самом деле, это так, болтовня одна. А если даже и правда, нам-то какое дело?
Молодой человек совсем приуныл. И пропустил нас, утратив к разговору всякий интерес. Мне до него, в общем-то, тоже не было никакого дела, но хочу заметить, что он оказался единственным чиновником из тех, с кем мы сталкивались, который более-менее серьезно относился к своим обязанностям. Но и он делал это лишь в надежде преуспеть.
Мне так и не пришлось никому излагать сложную легенду, которую я разработала для нашей компании. Согласно ей, Лебедь был моим вторым мужем, Гота – матерью моего покойного первого супруга, а Дой – ее двоюродным братом; и всем нам пришлось пережить войну. Эта история могла сработать в любой местности, где долгое время шли бои. Там такие ущербные семьи были явлением распространенным.
– Подумать только! – пожаловалась я. – Всю дорогу я придумывала для нас легенду, но мне так и не пришлось прибегнуть к ней. Ни разу. Всем плевать на свои обязанности.
Дой улыбнулся, подмигнул мне и исчез. Отправился откапывать оружие, которое мы спрятали перед контрольно-пропускным пунктом.
– Да, с этим надо что-то делать, – заявил Лебедь. – В следующий раз, когда мы повстречаемся с очередным бездельничающим княжеским офицером, я прямо подойду к нему и вправлю ему мозги. Мы все платим налоги. И вправе ожидать от наших чиновников большего усердия.
Гота внезапно проснулась и обозвала Лебедя идиотом из идиотов. Лучше заткнись, заявила она ему, а то даже сам Бог Всех Дураков отречется от тебя. После чего закрыла глаза и снова захрапела. Гота начала беспокоить меня. Жизнь в ней, казалось, убывала с каждым днем. Дой полагал, будто она вбила себе в голову, что ей больше незачем жить.
Может быть, Сари смогла бы снова пробудить в ней волю к жизни. К примеру, напомнить, что наша цель – освобождение не только Плененных братьев, но и Тай Дэя.
Кстати, я и сама начала с беспокойством задумываться о последствиях наших действий. Все эти годы я была занята делом, я готовилась. И вот теперь, впервые, мне пришло в голову – а что реально это будет означать, если мы добьемся успеха? Те, кто похоронен под землей, никогда не были образцом здравомыслия и праведности. Почти два десятилетия они квасились в собственном соку в этих ледяных пещерах. И теперь вряд ли пылали братской любовью ко всем остальным, живущим в этом мире.
И потом существовал страж-демон Шевитья и, пусть даже неизвестно где, другое, заколдованное, скованное сном создание, которому поклонялись Нарайян Сингх и Дщерь Ночи. Не говоря уж о тайнах и опасностях самой Равнины. И множестве других, о которых мы просто пока еще не знали.
Только Лебедь имел какое-то представление об этом, но от него толку было мало. Точно так же, как от Мургена на протяжении всех этих лет, хотя его опыт трагически отличался от пережитого Лебедем. Мурген испытал на себе, что такое Сияющая Равнина, сразу в двух мирах. Лебедь же более отчетливо представлял ее с точки зрения нашего мира. И все, связанное с ней, врезалось ему в память. Даже спустя столько лет он мог описать все бросающиеся в глаза объекты местности в мельчайших деталях.
