Все упиралось в убежденность Аарона в виновности Насифа: именно он открыл те ворота. Если б обвинение вызывало сомнения, если б преступником мог оказаться другой человек – тогда плевать на Насифа.
Но Насиф был виновен, а значит. Живые пригрели змею на своей груди.
Но почему он, Аарон, должен ломать над этим голову? Его отношение к Живым было сентиментальным, романтическим – но без всяких обязательств. Аарон вообще сомневался, что желает этим твердолобым упрямцам каких-либо успехов в борьбе с оккупантами. Добиться чего-то они могли лишь чудом, и Аарону это не принесло бы решительно никакой пользы, скорее наоборот.
До прихода к власти геродиан Аарон жил неплохо. Но теперь гораздо лучше. Он стал больше получать. Работы было сколько угодно, а значит, и зарабатывать он мог сколько угодно. Геродиане-управляющие платили по-честному, не пытаясь ущемить или обмануть его.
Аарон процветал. Ему везло. В хозяйстве его были иждивенцы, но милостивый Арам не наслал ему дочерей, которых надо было выдавать замуж. Еще немного, и он сможет вывезти семью из Шу в Эстан и обеспечить им приличную жизнь. Если только Лейла не забеременеет на следующий год…
В Эстане он сможет работать не только ради денег, но и для удовольствия. Кораблестроение требует владения ремеслом, но оставляет мало возможностей для проявления индивидуальности, артистизма мастера.
Аарон мало в чем был уверен на все сто процентов, но в том, что именно Насиф открыл ворота башни, он не сомневался.
Вчера по дороге домой Аарон спросил Лейлу, кого она считает своим лучшим другом. Как он и думал, Лейла, не усомнившись и не задумавшись ни на секунду, назвала Рейху. А потом он просил, кто ее злейший враг, кого она ненавидит больше всех на свете: сознательно он ожидал услышать имя соседки, с которой они враждовали много лет. Но подсознательно, наверное, был готов к тому, что жена выговорила после нескольких минут напряженного раздумья: “Людей, из-за которых Тайдики покончил с собой”.
В сущности, довольно двусмысленный ответ: подразумеваться мог практически любой. Аарон хотел было хоть немного сузить его, может, намекнуть про Насифа и ворота башни и посмотреть, какова будет реакция. В этот момент из тумана точно призрак вынырнул незнакомец, смутил и перепугал их. Аарон с Лейлой опомнились, лишь когда он прошел мимо, услышав стук его каблуков по мостовой; они заторопились домой и окончательно успокоились, лишь заперев за собой дверь, укрывшую их от ночных кошмаров.
Аарону хотелось поговорить. Лучше всего с Лейлой, но на худой конец с кем угодно, кто мог бы помочь ему разобраться, сложить эту головоломку. И пришел к неожиданному и потрясающему заключению: у него не было друзей. Никого, кому бы он доверял достаточно, чтобы попросить совета. Вне семьи он не имел постоянных, прочных связей. Разве что товарищи по работе, но большей частью общение это кончалось сразу по выполнении заказа и больше они никогда не встречались.
Куда же подевались друзья его юности?
В основном погибли при Дак-эс-Суэтте.
– Ты сегодня идешь на работу, Аарон? – , спросила Миш.
– Не ходи, не ходи, папочка! Останься дома! – заверещали мальчишки, не давая отцу и рта раскрыть., Сегодня у геродиан был небольшой религиозный праздник, и Аарон мог взять выходной. Но тогда завтра придется представить геродианину-управляющему свидетельство о посещении службы в одном из храмов. А этого Аарону делать не хотелось. Не говоря уж об опасности потерять заказ и подпортить себе репутацию. Эту мачту надо установить сегодня.
– Да, я иду на работу.
– Нет, папочка!
Миш насупилась: значит, ей придется хлопотать по хозяйству, по крайней мере пока не проснется Лейла.
Аарон не стал ничего говорить Миш, но отметил ее поведение. Он сыт по горло ее гримасами, капризами и нытьем. Если девчонке здесь настолько плохо, пускай уходит, посмотрим, как понравятся ее штучки посторонним людям.
– Папочка, Стафа хочет писать.
– Нет! Нет! – Стафа слегка нагнулся и схватился рукой за ширинку.
– Стафа, иди на горшок.
– Нет.
– Стафа, иди писать на горшок.
– Нет!
Парнишка понимал уже, что от него требуется, но отчаянно не хотел делать это самостоятельно.
– Сейчас я тебя отшлепаю!
– Отнеси меня, папочка.
– Отнести? Ты же уже большой мальчик!
– Нет отнеси.
– Ладно, иди сюда, упрямый звереныш. Стафа доверчиво подошел; Аарон схватил сынишку за правую ногу и поднял его, тот вырывался и цеплялся за отца.
– Смотри-ка, Стафа. Что это такое?
– Это моя ножка, моя ступня?
Аарон похлопал Стафу по левой ступне.
– А это что такое?
– Другая ножка.
– А как ты думаешь, зачем Великий Господь наш Арам приделал ступни к твоим ножкам?
– Чтобы пальчики не отвалились, – выпалил Стафа. Все, кроме Арифа, расхохотались, даже Миш. Стафа тоже захихикал, хоть и понял не больше старшего братишки. Аарон поднялся.
– Ладно, парниша, твоя взяла.
Он подхватил Стафу на руки и понес к горшку. Стафа счастливо визжал и брыкался.
Будет о чем рассказать ребятам на работе. Происшествие немного отвлекло Аарона от тревожных мыслей. Миш протянула ему обычный завтрак – хлеб, сыр, колбасу, – и он вышел на улицу.
Солнце еще не взошло.
* * *
Хлоп! Бамц! Хлоп! Повара-кушмаррахане проворно наполняли миску Йосеха – три унции мяса, нарезанного толстыми кусками, шесть унций месива, напоминающего кашу, и половина булки, от нее надо отщипывать кусочки и макать их в похлебку.
– Эй, парень, – заметил Йосех повару, – сил нет, до чего соскучился по этому блюду. – Так он говорил каждое утро со дня приезда в город.
– Каждый день в Кушмаррахе – праздник, и улицы здесь вымощены золотом, – провозгласил Мо'атабар, он выполнял обязанности сержанта геродианской армии в роте, численность которой составляла сто человек.
Это тоже, как и похлебка, повторялось каждое утро. Мо'атабар неукоснительно соблюдал ритуал; также в обязательном порядке, лишь только первые лучи солнца золотили небо и боги начинали продирать глаза, он заводил свою любимую песню:
– Вставайте, дети мои, восстаньте и возрадуйтесь, ибо вас ждет еще один славный день на службе городу из золота и свинца.
Дартары постарше всегда отвечали ему дружным хохотом; Йосех же хоть и понимал, что Мо'атабар насмехается над расхожими представлениями кочевых племен о Кушмаррахе, но не находил в этих выходках ничего забавного.
Йосех с родными и двоюродными братьями уселись за стол. Ели молча; Ногах был не в духе. Вчера вечером он подумал, что представилась возможность выдвинуться и, при этом немного разнообразить бесцветную жизнь, но сегодня мечты его рассыпались в прах. Утром был отдан приказ двинуться в Шу всей ротой. Пойдет не восемь, а сто восемнадцать человек. И в случае успеха в лучах одобрения Фа'тада будут купаться Мо'атабар и его дядюшка Джоаб, капитан роты.
