— А ты смогла бы разминировать мост? — спросил
Сварог строгим голосом экзаменатора.
— Плевое дело. Если мы имеем дело с пороховым шнуром,
без химических взрывателей… — Мара спохватилась, негодующе
фыркнула. — Ну, нечестно! Только я настроилась…
Сварог рассмеялся, привлек ее к себе и прильнул к
полураскрытым губам, даже не пытаясь разобраться в обуревающих его чувствах.
Знал одно: так неистово и яростно они друг друга еще не любили — растворяясь
друг в друге, теряя всякую связь с окружающим бытием, зная друг про друга, что
оба слышат где-то на границе сознания беззвучное карканье: «Вокруг Хелльстад,
Хелльстад, Хелльстад…»
Глава 3
Без недомолвок
Сварог открыл глаза и прислушался, пытаясь понять, что его
разбудило.
Для этого и не потребовалось особого напряжения чувств.
Дверь в кабинет была полуоткрыта, как он ее и оставил, — только сейчас
внутри горела на столе лампа, и в спальню падала полоса света, достигающая
постели, задевающая краешек лезвия Доран-ан-Тега. Потом в кабинете послышались
шаги — кто-то прошелся по комнате, ступая громко, уверенно, ничуть не прячась.
Шумно отодвинули кресло. Сварог толкнул локтем Мару — но ее
ровное, глубокое дыхание ничуть не изменилось, она безмятежно спала, хотя
такого с ней не могло случиться. Не отрывая взгляда от полосы света, Сварог
ощупью нашел плечо девушки, потряс — Мара должна была мгновенно вскинуться.
Однако она спала. Мелькнула дурацкая мысль: Горонеро вернулся за чемоданом…
На полпути задержав протянувшуюся было к топору руку, Сварог
бесшумно вытащил из-под подушки пистолет — тот, что стрелял серебряными пулями.
Замер, прикидывая варианты.
Вариант был один: встать и выйти туда…
В кабинете громко откашлялись — вновь открыто,
демонстративно. Кто бы там ни сидел, он честно предупреждал о своем
присутствии, и это сбивало с толку. Мара перевернулась на другой бок, лицом к
стене, умиротворенно посапывая. Пора было решаться. Помогая себе одной рукой,
Сварог влез в штаны, опустил ноги на пол и бесшумно направился к двери, держась
подальше от полосы света.
— Входите, что же вы, — послышался оттуда
спокойный мужской голос, совершенно незнакомый.
Сварог вошел, держа под прицелом расположившегося в кресле
человека, — лампа на гибком кольчатом шнуре опущена вниз, лицо и фигура
нежданного гостя скрыты мраком. Не помог и «кошачий глаз» — как Сварог ни
напрягался, лицо сидящего оставалось словно бы подернуто густой мглой.
Сварог слегка повел стволом.
— Не нужно, — так же спокойно сказал
сидящий. — Вреда вы мне не причините, но придется уйти, а нам непременно
нужно побеседовать. Рубашку не накинете ради пущей респектабельности? Вы,
во-первых, гостя принимаете, во-вторых, вы граф, барон и лорд, а среди моих
многочисленных титулов есть и княжеский.
Сварог, чувствуя себя на удивление спокойно, придвинул
второе кресло и сел, бросив пистолет на колени. Сон схлынул, голова была ясная,
и он ни на миг не собирался упускать инициативу. Посему демонстративно
пошевелил пальцами босых ног, шумно почесал голый живот, взял со стола бутылку
с красивым парусником на пестрой этикетке и налил только себе, пояснив:
— Вам не предлагаю. По слухам, другой у вас любимый
напиток…
Сидящий напротив посмеялся коротко и вежливо, как человек,
способный понять хорошую шутку. И продолжал беззаботно:
— Вполне понимаю ваше мальчишеское желание показать
себя крутым и несгибаемым, но не оставить ли нам и состязания в плоском
остроумии, и скоропалительные колкости?
— Я вам особых колкостей не говорил.
— Ну, собирались. Ведь правда? Мы с вами не дети. Я не
страдаю повышенной обидчивостью, но вам, дорогой лорд Сварог, следовало бы
отнестись ко мне чуточку уважительнее, потому что я — это… я.
Он поднял лампу повыше, покрутил регулятор, осветив все
вокруг.
Сварог жадно уставился на непрошеного гостя и ощутил легкое
разочарование.
Гость был одет в скромный темно-серый камзол, обшитый черной
тесьмой, — ни дать ни взять, добропорядочный горожанин Бронзовой гильдии,
не выше. И лицо самое что ни на есть народное — скуластое, худое, располагающее
лицо неглупого крестьянина или служаки-сержанта, работяги и философа войны.
Руки, спокойно лежащие на коленях, — тяжелые, неуклюжие, с натруженными
ладонями. Только глаза выбиваются из образа — темно-желтые, словно бы
бездонные, удивительным образом и умные, и пустые, зрачок-точечка, словно
проколотая иглой дырка в иную реальность, где нет ничего, кроме абсолютного
мрака.
— Неплохо, — сказал Сварог. — Великолепная
маска. Это не колкости, я серьезно говорю. С такой физиономией ко мне и следует
являться. Свой мужик, ах, какой свойский, не усатенький демонический красавчик,
не седовласый благообразный аристократ…
— Даже если вы все понимаете, ваше подсознание
независимо от ваших побуждений играет на моей стороне, — усмехнулся
гость. — Вы знаете, кто я, но от моей маски никуда не деться… Вам
постоянно приходится делать над собой некоторое усилие, чтобы видеть за маской
сущность…
— А как насчет настоящего облика?
— Вы не то чтобы этого не перенесете, но… Понимаете,
нет таких слов… Вы — человек, а я — совершенно другое.
— Кстати, о сущности, — сказал Сварог. — Кто
мне поручится, что передо мной — самый главный? Не заштатная нечисть,
обосновавшаяся вблизи пансиончика? Не мелкий здешний бес? Ваши, знаете ли,
слуги то и дело являлись ко мне в самых разных обличиях.
Несколько секунд стояла тишина, и слышно было, как в холле
время от времени тревожно фыркают лошади, ржут коротко, испуганно, словно
вскрикивая.
— Забавно, — сказал наконец гость. — С таким
оборотом дела мне почти не доводилось сталкиваться. Ну не могу же я, простите
великодушно, выправлять самому себе солидный документ с подписями и печатями?
Что за абсурд… Ага… Вас ведь там, наверху, насколько мне известно, обучили
наспех мелким фокусам? Вот и попробуйте усмотреть мою истинную сущность. Потом
поделитесь впечатлениями…
— Вы правы, это мысль, — со светской улыбкой
сказал Сварог и произнес про себя нужные слова.
С таким он еще не сталкивался. Все в комнате осталось
по-прежнему, и в то же время она пропала, Сварог был в двух местах сразу, в
двух мирах, одинаково реальных, и перед ним грузно перекатывались, клубились в
непонятной бездне исполинские потоки мрака. Тьма обрела мириады оттенков,
переливов и колеров, то оформляясь в осязаемое переплетение необозримо
гигантских змей, то расплываясь невесомыми извивами туманов, пронизанных
колючими лучами черных, ослепительно черных звезд. Он погружался в бездну,
липкую, засасывающую, сомкнувшуюся над головой, уплывал в нескончаемые пучины,
и все, имевшее формы, очертания, контуры, иные, кроме черной, краски, остались
наверху, в неизмеримой дали… И это был Ужас.
