Отчаянно цепляясь за любую соломинку, Сварог повторял про
себя: «Они не охотятся стаями. Не охотятся стаями». Он слышал это от кого-то.
Определенно. Еще на «Божьем любимчике». Хелльстадские псы, в
отличие от обычных волков и диких собак, повадками схожи скорее с тиграми и
медведями. У каждого своя территория, строжайше охраняемая. И коли уж они
собрались вместе, то… Что?
То их натравили.
Он бросил взгляд вправо-влево. Его орлы держались достойно,
на лицах читалась скорее обреченная решимость, чем страх. Шедарис даже
оскалился не хуже псов.
Немая сцена затягивалась, и поведение гармов все больше
убеждало, что дело тут нечисто. Ни один дикий зверь так себя не ведет. Он либо
нападает, если превосходит числом или твердо надеется на победу, либо бежит — а
в крайнем случае делает угрожающие выпады. А эти сидели, ни один не лег, не
встал. Выполняли приказ… или ждали такового.
Сварог вздрогнул, услышав ненатурально спокойный голос
Делии:
— А в самом деле, с чего мы взяли, что за нас так и не
возьмутся всерьез?
«Старухина бечевка, — вспомнил он. — Но
неизвестно, куда понесет ветром…» Косясь на псов, сказал сквозь зубы:
— Если здесь есть хозяин…
— Есть, — уверенно ответила Делия, глядя назад
через его плечо. — Обернитесь. Если это не хозяин, я съем свою шляпу. И
вашу тоже.
Сварог обернулся. Да, впечатляло.
С противоположной стороны на них надвигался замок, летевший
над равниной на высоте человеческого роста. Он не походил ни на замки ларов, ни
на земные фортеции — несколько соединенных крытыми галереями зданий с
прильнувшими к ним круглыми башнями, темно-вишневые стены с выпуклым белым
узором, черные крутые крыши, затейливые флюгера и горгульи цвета старого
золота, стрельчатые окна, сплошь в радужных разноцветных витражах, изящные
зубцы… Замок был прекрасен незнакомой, чужой красотой и казался выточенным из
одного куска с недоступным человеческим рукам изящным мастерством. Невесомо
плывущий над землей, он выглядел самой естественной деталью пейзажа, ничуть не
казался нелепым или необычным. Замок был здешний, а они — чужими, со всем их
изумлением и испугом. Никогда еще за все время пребывания в Хелльстаде Сварог
не чувствовал так остро; что попал в совершенно чужой мир, живущий отдельно…
А в следующий миг, вспомнив о долге командира, четко
произнес про себя все необходимые слова.
Что бы там ни таилось в замке, сам замок был именно таким,
каким предстал взору. И вместе с тем… Сварог в который уж раз проклял убогость
мага-недоучки, то бишь себя самого. Перед ним — далеко не впервые — оказалась
некая загадка, чьей сути он не понимал. Словно бы и нет здесь ни зла, ни добра,
а замок — не просто замок. И это все, что оказалось доступным «внутреннему
взору», точнее не выразишь по невежеству своему в высокой магии…
Замок остановился, опустился наземь. Высокая дверь
(определенно парадный вход) вдруг медленно и плавно откинулась, словно
подъемный мост, на ее внутренней стороне обнаружились ступени. Приглашение было
самое недвусмысленное, и все же они, как легко догадаться, медлили. Приходи,
красотка, в гости, мухе говорил паук… Тогда за спиной раздалось короткое
могучее рычанье, словно гром тяжело ворохнулся в безоблачном небе, псы
придвинулись разом и садиться уже не стали, замерли, растопырив передние лапы,
угрожающе склонив головы.
Сварог первым слез с коня, угрюмо бросил:
— Пошли? На замок людоеда что-то не похоже…
— На замок примитивного людоеда, — тихо повторил
вслух Леверлин его невысказанную мысль. — Людоед с чувством прекрасного,
сдается мне, еще опаснее…
Бони решительно взвалил на плечо пулемет. Сварог покосился с
большим сомнением, покачал головой, но промолчал. И пошел впереди, как и надлежит
отцу-командиру, громко насвистывая «Пляску смерти», песенку невеселую, но все
же не относившуюся к похоронным маршам: «Гроб на лафет, он ушел в лихой поход…»
Поднявшись по широким ступеням, они оказались в длинном
высоком коридоре, сечением напоминавшем перевернутый колокол. Стены были
темно-розовые с белыми прихотливыми прожилками, на равном расстоянии горели
неярким золотистым свечением ажурные шары, словно бы висевшие в воздухе у стен,
едва касаясь камня, выглядевшего монолитным и, вот чудо, теплым. Чтобы
проверить это странное, неотвязное впечатление, Сварог воровато провел ладонью
по ближайшему плавному изгибу. Ненамного, но теплее все же, чем обычный камень,
и словно бы отталкивает ладонь, самую чуточку, едва заметно.
Впереди показалось что-то, летящее навстречу. Птица.
Золотая, украшенная дивной чеканкой, сверкавшая радугой самоцветов. Распахнув
неподвижные крылья-веера, она подлетела, замерла в воздухе, отвесила церемонный
поклон (едва слышно, мелодично звякнули золотые чешуйки на шее, колыхнулись над
головой огромные рубины на тоненьких стебельках), развернулась на месте вокруг
невидимой оси и очень медленно поплыла назад, в глубь коридора, распространяя
тонкий, как весенняя капель, звон.
Все молча направились следом. Высокие коридоры, широкие лестницы,
залы, колонны — зеленые с черным, густо-алые с синим, фиолетовые с пурпурными
прожилками, золотистые с черными нитями, полупрозрачно-лимонные с таинственным
переплетением темных прожилков внутри. Повсюду этот странный камень, меняющий
цвета, оттенки и сочетания красок, как личины, чересчур красивый, чтобы
опошлять его роскошными украшениями. Только однажды Сварог увидел в нише
невысокое золотое деревце тончайшей работы, а в другом месте — коня из темного
камня, выглядевшего страшно древним, вытесанного грубовато, примитивно, но
казавшегося идеально завершенным, так что еще один, слабехонький удар резца
бесповоротно испортил бы скульптуру. Под ногами не было ковров, но шаги
отдавались глуховато, словно прихотливые узоры каменного пола, похожие то на письмена,
то на древние географические карты, поглощали звуки.
Неожиданно за очередным поворотом открылась высокая
стрельчатая арка, а за ней — огромный зал в розовато-лиловых тонах с алыми и
черными прожилками. В обрамленных полуколоннами нишах стояли черные сундуки,
все в золотом узоре с неизбежными самоцветами, а сводчатый потолок усыпан
красными каменьями, словно бы повторявшими созвездия ночного неба неизвестной
планеты.
У стены, на троне, будто вырезанном из цельной глыбы янтаря,
сидел человек в пурпурной мантии и ажурной митре цвета серебра. Птица, пролетев
над его головой, опустилась на спинку трона меж двух прозрачно-золотистых
шаров, застыла. Сварог весь подобрался, удивляясь, как много можно ухватить взглядом
в минуту опасности.
Слева от трона — странное сооружение, больше всего
напоминающее груду черных и фиолетовых шаров, отчего-то не рассыпавшихся
согласно закону всемирного тяготения, а слипшихся подобно виноградной грозди,
только высотой в три человеческих роста. Совершенно не гармонирует со всем
остальным — и, коли уж присутствует, надо полагать, вещь в обиходе необходимая.
