Чтобы решиться, Сварог подумал о тех, кто сидел у него за
спиной, о каждом по очереди. Стиснул зубы, заводя себя. Они, каждый по
отдельности и все вместе, были в тысячу раз ценнее зажравшегося пустоцвета, по
чистой случайности сумевшего посреди сотрясавших планету катаклизмов ухватить
один-единственный выигрышный билет. У Сварога была цель. И она, как бы ни
кривились гуманисты, оправдывала средства. Те мушкетеры, охранявшие королевский
автомобиль, те егеря, что попали под пулемет, представления не имели, что
угодили пешками в чужую жестокую игру. Уж они-то были во всех отношениях лучше
Фаларена, но их нельзя было не убить… Пора решаться. А История, как давно
подмечено, вновь соврет по своему обыкновению. Наведет глянец, побрызгает
духами, летописцам нет дела до погибших пешек и лирических пустяков вроде
«внутреннего борения». Летописцы имеют дело с результатом. Пресловутым итогом.
— Вы меня не слушаете, барон?
— Каюсь, ваше величество, каюсь… — сказал
Сварог. — Простите тысячу раз, но я рискнул бы все же просить вас
позволить нам идти своей дорогой. Для вас смысл жизни состоит из забав, но в
остальном мире обстоит как раз наоборот…
— Вы что, «чертова табачка» объелись? — Голос
короля стал резким, холодным. — По-моему, все решено. Мне очень интересно
понаблюдать, что произойдет дальше с Глазами Сатаны, как они будут двигаться.
Сюда они не пройдут, на границе возведена роскошная серебряная стена, в которую
они и уткнулись… Вы же выразили полную покорность? С чего вдруг…
— Пока вы забавляетесь игрушками, гибнут люди, —
сказал Сварог. — Можете вы это понять? Мыслить, как взрослый человек?
Он нагло нарывался. И король гневно выпрямился, хлопнул
ладонью по широкому подлокотнику, вскочил. Сановников враз покинула сонная
одурь.
Вряд ли в этих стенах с королем когда-нибудь разговаривали
столь дерзко.
Прямо-таки клокоча, как перекипевший чайник, Фаларен, шурша
и шелестя бесценной мантией, прошелся взад-вперед у стены. За спиной лязгнуло —
это Мара выхватила меч, чуть присела, разведя руки, готовая играть вторую
скрипку в любом концерте. Король кипел. Видимо, ему никогда не давали отпора, и
он плохо представлял, что следует делать, чтобы гнев выглядел по-королевски
достойно.
— Положительно, такой наглости… — протянул король
неожиданно тонким голосом, огляделся, честное слово, растерянно, словно проверяя,
у себя ли он в тронном зале. — Вы полагаете, вашим мнением будут
интересоваться? — Голос креп, набирая уверенность. — Или плохо
представляете, что такое моя воля? — Его глаза стали страшными. — Я
вам напомню, с кем вы…
Сварог метнул топор, и время остановилось. Доран-ан-Тег,
туманный свистящий круг, неимоверно долго плыл к замершему в немом удивлении
королю, чуть вскинувшему руку не забытым за тысячелетия инстинктивным жестом,
застыли в креслах сановники, весь мир оцепенел, рубин в навершии топора описывал
зловещие алые кручи, и на лице короля изумление так и не успело смениться
страхом…
Отсеченная голова в серебряной митре покатилась по полу,
кровь взлетела фонтаном, темная на пурпуре, и тело, сделав шаг, шумно
грохнулось у трона. Рукоять топора, вернувшегося к хозяину, больно ударила
Сварога по скрюченным пальцам. Он не почувствовал боли, вперившись взглядом в
угасающие глаза самого древнего на планете короля. В голове вертелось — никому
не может везти до бесконечности…
Огляделся. Его орлы оказались на высоте — Мара с Шедарисом
приставили клинки к груди сановников, а остальные развернулись полукольцом с
оружием наготове. Механически переставляя ноги, Сварог подошел и поднял с пола
митру. Изумительная работа, каждая чешуйка видна…
Побуждение было внезапным, оно не схлынуло, и оттого к нему
как-то моментально удалось привыкнуть. В конце концов, случались вещи и
диковиннее. Сварог надел митру, оказавшуюся ему самую чуточку великоватой из-за
короткой прически, повернулся к присутствующим и спросил:
— Кажется, это называется ваганум?
Пол вдруг косо вздыбился под ногами — казалось, накренился
весь замок, — вернулся на место, дернулся вверх, и Сварогу показалось, что
он стоит на исполинской патефонной пластинке, вращавшейся тяжело, грузно.
Сквозь акварельно-прозрачные краски ближайшего витража видно
было, как за окном медленно проплывают справа налево низкие холмы — это замок
вращался вокруг оси. И тут же все кончилось. Замок остановился. Мелодичный звон
волнами поплыл по залу, затекая во все уголки. Это из-под другой арки; в
противоположной стене, входили шеренгой золотые истуканы, напоминавшие
экзотические рыцарские доспехи. Позвякивая при каждом шаге, они прошествовали
на середину, четко повернулись через левое плечо со сноровкой вымуштрованных
гвардейцев и замерли лицами к Сварогу. Лиц, правда, не было, забрала опущены.
— Ну, и что это означает? — спросил он громко.
— Слуги приветствуют вас, ваше величество, —
сказал сановник постарше. — Особенного страха на его лице не было. —
Знали вы заранее или нет, это уже неважно… У вас на голове не обычная корона.
Когда-то, в незапамятные времена, король сделал несколько предметов,
приспособлений и устройств, облегчавших ему управление своими владениями. Тогда
он, по его меркам, был совсем молод и не потерял интереса к творчеству,
переделкам и усовершенствованиям. Потом он ко всему этому остыл и не
предпринимал ничего, что можно было бы назвать крупными усовершенствованиями…
— Увлекшись борьбой со скукой? — сказал Сварог.
— Можно это и так назвать. Из-за давнего заклятья
король решил, что он в полной безопасности, а потому не придумал ничего, что
воспрепятствовало бы переходу его достояния в чужие руки…
— А не безопаснее ли прикончить эту парочку без особых
дискуссий? — деловито перебила Мара. — Кто их знает, что за пташки.
— И с кого они кожу драли, — мрачно поддержал
Шедарис, озирая осиротевших царедворцев без всякого доверия. — Мертвый,
известно, не кусается…
— Мы шкуру ни с кого не драли, молодой человек, —
сказал тот, кого король называл мэтр Лагефель. Второй, по имени неизвестный,
по-прежнему безмолвствовал.
— Вообще-то он не врет, — сообщил Сварог
задумчиво. — Но я не сказал бы, что моментально воспылал к ним доверием.
Служба у покойного борца со скукой не представляется мне богоугодным делом. Или
вас, господа, завлекли сюда коварством и принудили силой? Вы отвечайте, а я
проверю, врете вы или нет, я это умею, знаете ли…
Мэтр Лагефель смотрел на него спокойно и словно бы устало:
— Истина где-то посередине. Я попал на нынешнюю
должность не по своей воле, но принял ее без особых колебаний. Я ученый,
господа. Потому и пошел в Хелльстад. Экспедиция Латеранского университета,
четыреста двадцать лет назад, о ней давно забыли. Здесь у меня открылась
возможность познавать такое, чего я никогда не узнал бы во внешнем мире, проживи
хоть сто жизней…
— Понятно, — кивнул Сварог. — Пока ваш хозяин
развлекался, как умел, вы штудировали науки. Ради бескорыстной страсти к
познанию. Прекрасная вещь — одержимость…
