Ник молчал. Он не знал, как дальше разговаривать с Сахно, и говорить ли с ним вообще. Может, было бы разумнее помолчать и подождать, пока он сам заговорит. Хотя один вопрос крутился на языке: на кого Сахно растратил несколько остававшихся после стрельбы по собакам патронов?
* * *
Уже третий день Занозин находился в коме. Виктор приезжал по два-три раза в день в военный госпиталь, где лежал стажер.
— О надежде пока говорить рано, — повторял врач, грустно глядя на посетителя. — Из легких кровь откачали, но еще не все железо из груди вытащили.
Может сердце не выдержать…
Виктор покивал.
— Зайти к нему можно? — спросил. Врач вздохнул.
— Зайдите на минутку, — разрешил нехотя.
Занозин лежал на кровати, как подопытный кролик. Голова перевязана, грудь тоже стянута бинтами, пластмассовая трубка во рту, трубки поуже в ноздрях.
Вялая рука поверх одеяла принимала в вену капли из капельницы. Глаза закрыты.
Виктор молча стоял над стажером. Тяжесть давила грудь. Воздух в палате казался кислым.
В кармане зазвонил мобильный, словно разбудил его.
Врач, стоявший рядом, дернулся от неожиданного звука.
— Извините, — быстро проговорил Виктор, бросил взгляд на Занозина и вышел из реанимационной. В коридоре поднес трубку к уху.
— Ну что, есть новости? Как там твой помощник? — спросил Георгий.
— Все еще в коме.
— Послушай, у меня такое ощущение, что ты мне хочешь что-то важное рассказать.
— Почему? — удивился Виктор.
Он подошел к коридорному окну. Посмотрел вниз с высоты пятого этажа.
— Как почему? По логике вещей. Смотри! Как только ты поехал в Англию — события сразу ускорились. Ну а три дня назад тебя просто хотели убрать. Это случай, что в коме не ты, а твой стажер! К чему бы тебя убирать, если б ты ничего не узнал? А? Давай, раскошеливайся!
— Давайте вечером поговорим, — предложил Виктор.
— Хорошо, я перезвоню в семь.
Спрятав мобильник в карман пиджака, Виктор посмотрел на часы. Полвторого.
До семи оставалось еще много времени, достаточно, чтобы обдумать вечерний разговор с Георгием, да и вообще всю ситуацию в целом.
Вернувшись в центр, Виктор зашел в «Макдональдс», взял «чизбургер» со стаканчиком кофе и уселся у стеклянной стены.
Ел и смотрел на улицу. А на улице моросил дождь. Дождь словно не шел, а висел в воздухе. Им приходилось дышать, сквозь него приходилось проходить, как сквозь невидимую толпу. Он сопротивлялся, он прилипал влажным холодом к щекам.
И только здесь, в тепле «Макдональдса» этот холод сошел с кожи лица.
Виктор вспомнил о своем давнем приятеле, впихнувшем его в это дело, о Диме Ракине, работавшем теперь в спецотделе "Ф". Вот с кем надо бы встретиться, поговорить, посоветоваться. Ведь с ним можно было говорить, не раскрывая все карты, с ним можно было говорить полунамеками, ситуациями, как .было принято в этих спецотделах, занятых неизвестно чем.
Виктор достал записную книжку, нашел последний телефон Димы. Позвонить или не позвонить?
Допив кофе, Виктор решительно встал из-за столика. Поднялся по Городецкого к театру Франко, присел на мокрую скамейку в скверике перед театром. Достал мобильник.
— Алло, Дмитрия Ракина можно?
— Он у нас больше не работает, — холодно ответил мужской голос.
— А где его можно найти? — удивленно спросил Виктор.
— А вы кто ему будете?
— Мы вместе в МВД служили.
— И вы знаете, куда позвонили?
— Да.
— На Байковом, шестьдесят четвертый участок, — так холодно ответил голос.
У Виктора сперло дыхание.
— Он погиб? — спросил Виктор голосом, потерявшим силу.
— Несчастный случай. В час пик упал под поезд метро на станции «Оболонь».
Виктор нажал на кнопку отбоя, не попрощавшись с собеседником. Несколько минут сжимал мобильник в руке. Пытался собраться с мыслями, но влажный воздух, липнувший к рукам и щекам, раздражал.
Поднялся по лестнице к «дому с химерами». Улица Банковая показалась ему неестественно пустой. Ни одного прохожего или автомобиля. Мрачные правительственные здания, словно насупленные монстры.
Прошел медленно мимо синей таблички «Приемная администрации президента».
Только когда вид на улицу пересекла диагональная трещинка в стекле, почувствовал себя Виктор поуютнее. Вставил кипятильник в стакан с водой, достал коробочку с чаем.
При всем этом относительном уюте гораздо сильнее нахлынуло чувство одиночества, словно отрезали его от мира. Нет, он не думал об Ире и Яночке. Его мир сейчас ограничивался стенами райотдела или даже стенами этого кабинетика, в котором он чувствовал себя в полной безопасности. Чувствовал раньше, как, впрочем, и везде. Но теперь все сильнее и сильнее осознавал он, что невидимое кольцо сужалось вокруг него. Кто сужал это кольцо? И почему? Снова показалось Виктору, что он на самом деле слишком мелок, чтобы представлять для кого-то опасность. Но тут вспомнил он иронию Рефата, считавшего, что Виктор притворяется «мелким». Да и теперь, когда у него в руках есть эти фотографии, теперь он действительно представляет опасность для тех, кто не хочет раскрытия дела Броницко-го. Но и само дело Броницкого в мыслях Виктора уже не ограничивалось только Броницким. Оно, похоже, вообще ничем не ограничивалось. В него, в это дело, были втянуты серьезные силы. Можно было уже с уверенностью сказать, что в это дело были втянуты вооруженные силы. И выстрел по его «мазде» из гранатомета тоже. было проявлением чисто военной силы. А исчезновение Броницкого-младшего? Нет, все равно он был слишком мелок, чтобы противостоять этим тайным «вооружен-, ным силам». Только с помощью Георгия ему как-то удавалось пока выходить на след событий. С помощью Георгия нашли похищенный труп Броницкого. С помощью Георгия выяснили, кто звонил в ночь полета дирижабля на пост ГАИ.
Но теперь этой поддержки Виктору показалось маловато. Телефонные подсказки и советы были слишком нематериальны, почти анонимны. За ними не чувствовалась сила, на которую можно было бы рассчитывать в трудную минуту. Но все равно Георгий оставался единственной его поддержкой в этом деле. Только теперь Виктору хотелось от Георгия больше. Нет, не советов и подсказок. Ему хотелось знать, что он действительно рядом. Он отдаст ему фотографии и все или почти все расскажет. Но только не по телефону. Вот в чем дело. Ему не доставало глаз человека, с которым он занимается одним делом. Да, когда Георгий позвонит ему сегодня в семь вечера, Виктор все объяснит. Да и фотографии по телефону не опишешь…
Чай получился слишком крепким, и Виктор бросил в стакан три ложечки сахара. Теперь чай был горько-сладким. Терпкий вкус тяжестью лег на язык.
