Книга Сказание об истинно народном контролере, страница 30. Автор книги Андрей Курков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Сказание об истинно народном контролере»

Cтраница 30

Растопив еще полкастрюльки снега, вытрусил туда контролер три консервных банки галет, и сели они втроем за стол играть в домино. Дырку, пробитую копытом Григория, накрыли керосиновой лампой, которую пришлось зажечь из-за проникавшей через окно темноты. На примус снова поставили чайник, доверху наполненный снегом, а в печку-буржуйку накидали еще бурого сухого дерна.

Конь стоял тихо, словно понимал, что накормить его сразу же возможности нет. Стоял и косил одним глазом на прислоненную к печке кастрюльку, в которой плавали черненькие круглые галеты, набухая водой и постепенно становясь пригодными в пищу.

Добрынин оживился во время игры, и настроение его, прямо скажем, улучшилось. В домино выучился он играть в сельском клубе, учил его молодой учитель математики, присланный к ним в село для борьбы с неграмотностью. Вот и сейчас, пытаясь сделать «рыбу», вспоминал Добрынин с благодарностью того белобрысого худого паренька в круглых очках и в общем-то одного с ним возраста. Пробыл он у них в Крошкино почти год, а потом перебросили его куда-то дальше, в самую глушь, в какую-то деревню, где вообще, говорили, не было ни одного грамотного жителя.

Федор и Валерий Палыч в домино играли слабовато — это Добрынин почувствовал сразу и уже минут через десять выиграл первую игру, поставив-таки свою любимую «рыбу» по шестеркам.

Загорелась вдруг на радиостанции зеленая лампочка, и Федор подскочил к тумбочке, надел наушники и присел на стоявший там табурет. Потом отстучал чтото, видимо, в ответ на сообщение.

— Ну, что там? — спросил летчик, когда Федор вернулся за стол.

— В Хулайбе пурга начинается, может и сюда прийти, — ответил Федор.

Валерий Палыч встал.

— Пойду поставлю самолет впритык к дому, — сказал он и, нахлобучив на голову теплый летный шлем, вышел.

Играя вдвоем, Федор и Добрынин слышали, как летчик запустил винты, отчего стекла в единственном окне домика задребезжали, а минут через пять снова стало тихо.

Вернувшись, Валерий Палыч сбил с ног снег, стянул с головы шлем и присел у печки, выставив к горячему железу руки.

— Ветер с востока, — сказал он. — Я самолет за дом загнал, а то еще занесет, а ведь при порывах и перевернуть может. Знаю я эти пурги.

Вскоре решили ложиться спать. Федор бросил на пол вокруг печки несколько хороших оленьих кожухов.

— Это я со склада военного как-то принес, полезные вещи! — объяснил он.

Спать улеглись треугольником вокруг печки-буржуйки, накрывшись такими же кожухами. Керосиновую лампу затушили, дверь заперли на тяжелую чугунную задвижку.

Добрынин хотел было спросить у Федора: от кого, мол, они запираются, но промолчал, решив, что это порядок такой, а порядок не обсуждают.

Сначала на полу было вроде холодновато, и миллиметр за миллиметром непривычный к таким ночевкам Павел придвигался к буржуйке, но в какой-то момент стало ему жарко, и он чуть отодвинулся, таким образом найдя самое удобное для хорошего сна место.

Снился ему собачий лай и родное село. И то, как выходил он ночью за дом по туалетной надобности, а с неба наего глазах срывались одинокие звезды и падали где-то в районе Манаенковска или же в другой стороне, но почему-то падать на его село избегали. Может быть, это было и к лучшему, потому как натуральный размер таких звезд Павел не знал, а значит и возможный ущерб от их падения на дома или же на посевы предвидеть не мог. Но главное, что падали они невероятно красиво, и эти яркие хвосты, тянувшиеся за ними, завораживали Добрынина, заставляли думать о чем-то высоком, о небе, а так как Добрынин почти ничего о небе не знал, то и думалось ему на эту тему тяжко. Иногда подходил он ночью к Митькиной будке, и смотрели они на звезды вместе с псом, и пес, дурак дураком, тоже следил за этими звездами и лаял на них громко, до хрипоты, отчего пробуждалась раньше времени в доме Маняша и потом мягко вычитывала Павла за неразумный шум.

Непривычным было и пробуждение Павла. Сковывавшая взгляд темнота обезоружила его. За стенами дома завывала пурга, о которой их предупреждали по радиостанции, но она не заглушала двойного здорового храпа летчика и Федора. , Добрынин поднялся, зажег керосиновую лампу, поставил перед Григорием кастрюльку, в которой военные галеты размокли до состояния каши, потом уселся за стол у окна и попытался что-нибудь в этом окне высмотреть, но там была такая темнота, чернее которой он никогда в жизни не видел.

Сидел он за столом в полном безделии довольно долго, до тех пор, пока не проснулся Федор, который тут же растормошил Валерия Палыча.

Отобрав у коня Григория уже пустую кастрюльку, Федор выставил ее на мгновение за дверь и тут же втянул обратно, уже заполненную снегом. Поставил ее у печки и принялся растирать красную, словно ошпаренную руку.

— Ну и метет! — проговорил он. — У вас там такого, наверное, не бывает.

— Сейчас вроде не бывает, — ответил Павел. — А до революции частенько бывало, мне мать перед смертью рассказывала.

— Ну, до революции всякое бывало, — согласился Федор. — Эй, Палыч достанька из-под радиостанции мешочек с пшенкой и коробку с солью!

.

Летчик достал, что сказали. Федор высыпал в кастрюльку две «осоавиахимовские» кружки крупы и пригоршню соли, а после поставил будущую кашу на примус.

Конь зафыркал, обратив этим на себя внимание. Дышал он как-то странно, с сипением, и из-за этого подумал Добрынин, что животное могло простудиться.

— Надо бы ему чаю сделать! — кивнул на коня Федор. — Хотя я не знаю, они чай пьют или нет?

Павел пожал плечами. На этот вопрос он ответить не мог.

— А может, просто воды нагреть, с остатками каши? — предложил летчик.

— Ну, воды нагреть можно, — согласился Федор, — только боюсь, остатков каши не останеться: вчера ж ничего путного не ели.

В этом Федор оказался прав. Каши даже им не хватило. Добрынин чувствовал в себе силы по крайней мере еще для одной такой порции. Летчик открыто сказал, что это и на треть летного пайка не было похоже.

Поставили на примус чайник, а в кастрюлю тем же образом набрали снега и поставили ее опять к печке, чтобы нагреть коню воды.

Так началось ожидание окончания пурги. За окном завывала, буйствовала, сотрясая стены, неуправляемая стихия северной природы, а внутри дома жили обыкновенным образом привыкшие к трудностям люди, варили пищу, подогревали воду для коня Григория, который от этой воды не отказывался, но все так же сипло дышал и фыркал.

Запах в помещении из-за присутствия коня изменился, но все трое обитателей относились к этому спокойно и без возмущения, только время от времени заталкивали навозные лепешки в самый угол дома. Пили чай, играли в домино, о чем-то говорили.

Прошло три дня, и Добрынина стала одолевать скука, о чем он, правда, не признался. Как обычно, с утра выпили чаю, засели у окна за столом, перемешали костяшки домино и начали играть. Свет от керосиновой лампы не был ярким, но, отражаясь в темном окне, он двоился, и это почему-то нравилось Павлу.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация