Сварог подумал, что впервые за него кто-то будет молиться,
но промолчал, чтобы не суесловить.
Они остановились в сводчатом склепе. Там было две двери —
та, в которую они вошли, и вторая, толстенная и тяжелая, дерева почти не видно
из-под железных полос, усеянных серебряными трилистниками и силуэтами коней.
Она была заперта на обычный висячий замок, не такой уж и большой — на
купеческих лабазах можно увидеть гораздо внушительнее. Монах снял с пояса
связку ключей и забренчал ими, перебирая.
— Дверь хорошо сохранилась для пяти тысяч лет, —
сказал Сварог, не вынеся молчания.
— Ее периодически чинили и меняли, — отозвался
монах. — Но никто никогда не спускался вниз. Оттуда тоже ни разу не
появлялось… никого и ничего. Но это не успокаивает…
Наконец он нашел нужный ключ, вставил его в продолговатую
скважину, повернул, разнял замок и дужку. Потянул дверь за чугунную ручку, и
она отворилась с визгом, скрежетом.
— Вот теперь можешь доставать свою артиллерию, —
сказал Сварог капралу.
Тот с превеликой готовностью извлек пистолет, накрутил
ключом пружины во всех четырех колесцовых замках, опустил кремни к колесикам.
Мара вынула меч. Монах молча роздал каждому по пучку добротно сделанных
просмоленных факелов, чиркнул огромной серной спичкой, и все зажгли по одному.
Кроме Сварога, которому ничего не мешало, как только он окажется вне поля
зрения монаха, выжать огонь из пальца — в буквальном смысле.
Ничего страшного за дверью пока что не наблюдалось —
довольно широкая каменная лестница, полого уходящая во тьму, по ней можно идти
троим в ряд.
— Ну, с богом, — сказал Сварог. — Держать
строй, что бы ни случилось.
— Дверь я буду держать открытой сутки, — сказал
монах. — А там — уж не посетуйте…
Сварог молча двинулся первым, подумав, что при нужде он
вынесет эту дверь топором в три минуты. Под сводами хватало места, чтобы шагать
во весь рост. Пыли вокруг вопреки ожиданиям почти не было, и плохо верилось,
что этой аккуратной кладке, где не выкрошился ни один кирпич, пять тысяч лет.
Время от времени Сварог поднимал руку, они останавливались и настораживали уши,
но, ничего не услышав, продолжали спускаться по невысоким ступеням. Ход плавно
заворачивал вправо. Сварог оглянулся вверх — дверной проем светился далекой
тусклой звездой. А там и скрылся за поворотом. Понемногу Сварог стал
соображать, что спуск этот — нечто вроде винтовой лестницы огромного диаметра.
И вдруг она кончилась — последняя ступенька была уже не
ступенькой, а каменным полом большого зала. Сварог первым шагнул в проем — и
ослеп, вспышка белого сияния ударила в мозг. Шарахнулся, наугад махнув перед
собой топором крест-накрест, слыша сзади крики и оханье, попытался все же
что-то рассмотреть сквозь плававшие перед глазами разноцветные круги — и тут
же, ожесточенным морганием смахивая застилавшие глаза слезы, заорал что было
сил:
— Стоять! Спокойно! Друг друга порежете!
Потому что единственная опасность, какая им угрожала, —
зацепить клинком друг друга. Светло стало оттого, что под потолком вспыхнуло не
меньше десятка молочно-белых полушарий. Они вошли — и автоматически зажегся
свет, крайне смахивавший на электрический. Только и всего.
Сварог оглянулся — его воинство, за исключением Мары и
Делии, сгрудилось в проходе, не ступая в зал, выставив перед собой мечи и
четырехствольную пушку. Раненых не видно, зато в испуганных числятся все.
— Назад, — кивнул Сварог. И сам вслед за Марой и
Делией вернулся на лестницу.
Свет в зале тут же погас. Стоило Сварогу шагнуть со
ступеньки на пол, лампы вспыхнули вновь. Облегченно переведя дух, Сварог так и
не смог отделаться от безмерного изумления — очень уж эти штучки, автоматика
высокого класса, не вязались с тем, что они оставили наверху. Тот, кто все это
построил, знал и умел не в пример больше. Что же, история в свое время
повернула вспять? И буксовала пять тысяч лет? Странный для истории поворот.
Впрочем, не такой уж странный, если учесть иные разговоры о странностях
технического прогресса, рожденных волей человека…
— Впечатляет, — сказала Мара.
— Смелее, — подбодрил Сварог остальных.
Они ничего еще не понимали, но, видя его спокойствие, один
за другим выходили в зал, гася факелы, притаптывая их сапогами. Сварог
оглядывался. На противоположной стене — огромное запыленное зеркало от пола до
потолка. Слева — несколько дверей с закругленным верхом, то ли из темного
стекла, то ли металлические. Справа — восемь или девять ступенек ведут в
огромный полукруглого сечения туннель, освещенный такими же
светильниками, — отсюда видны два. Пол выложен белыми, черными и красными
каменными плитками в форме ромба, в нишах меж зеркалом и ступеньками стоят
белые статуи рыцарей в латах (доспехи совершенно незнакомого фасона). Стены
мозаичные, зелено-бело-черные — совершенно абстрактные узоры, никаких аналогий
в современном декораторском искусстве. Это ничуть не походило на жилое
помещение — контора, вокзал, присутственное место… Сварог вытащил компас. Все
правильно — если войти в туннель и свернуть направо, как раз попадешь на тот
берег. Если только туннель достаточно длинный и не сворачивает.
Контора, вокзал… Метро? Он тряхнул головой — казалось,
вот-вот над головой захрипит динамик, послышится грохот поезда, и из шеренги
дверей напротив к туннелю хлынет поток пассажиров. Оглядев своих — окажись они
в аэропорту или на станции метро, выглядели бы не менее нелепо. И Сварог видел,
что они ощущают эту нелепость, пусть и не представляя, в чем она заключается.
Соприкоснулись два разных мира.
— Здесь все настолько не такое… — тихо сказала
Делия. — Мы с отцом были во дворце императрицы, но там другое… Там мы не
чувствовали себя чужими…
Сварог решительно направился к зеркалу. Он не ошибся — под
ним и в самом деле что-то лежало на полу. И эта находка Сварогу весьма не понравилась.
Белые человеческие кости — кисть пятипалой руки, все еще сжимавшая длинный, без
пятнышка ржавчины кинжал с изогнутым лезвием и чашеобразной гардой, украшенной
изумрудами. Концы лучевой и локтевой костей выглядели так, словно руку у ее
обладателя попросту оторвали еще при жизни — и она пролежала здесь неизвестное
количество веков, а то и тысячелетий, пока плоть не исчезла. Рука с кинжалом
выглядела здесь совершенно инородным телом — как и компания Сварога.
Стоя почти вплотную к зеркалу, Сварог взглянул в него.
Почему нигде нет пыли, кроме как на зеркале? Зеркало не понравилось еще больше,
чем сжимавшие оружие кости. Вроде бы зеркала темнеют, старея, да еще пыль
толстым слоем—и все равно, как-то не так оно отражало, словно бы и не себя
Сварог там видел, отражение держалось в глубине, да и колыхнулось вовсе не в
такт его движениям…
Он всадил в зеркало лезвие топора — сам не понимая, что
делает и зачем. Показалось даже, топор сам ударил, потянув за собой руку.
Сварог отпрыгнул — но никакого ливня рушащихся с дребезгом осколков не
последовало. Остался глубокий косой разрез — но не знавший преград топор вошел
едва до половины лезвия… Разрез медленно, но явственно для глаза затягивался,
отражения в темной глубине дернулись, словно отступая. Сварог выругался
вполголоса. Остальные напряженно уставились на него издали. Из разреза тремя
медленными полосами поползла тяжелая густая жидкость, черная с алым отблеском.
Казалось, силуэтов в глубине зеркала прибавилось, они собрались в кучку.
