Он выстрелил. Великан, чуть вздрогнув, размеренно шагал
вперед. Сварог не снимал палец с курка, но вскоре сообразил, что это
бесполезно. Дюжина серебряных пуль давно заставила бы сдохнуть любую нечисть и
остановить создание из плоти и крови. Либо это что-то третье, либо Сварогу
никак не удавалось угодить в уязвимые места. «Берегитесь зеркал», —
вспомнил он.
— Ты его видишь?
— Конечно, — сказала Мара.
— Что это?
— Представления не имею, насчет такого нас не учили…
У них еще было время. Немного, правда. Но скоро оно подойдет
вплотную, и никто его не видит, только Сварог с Марой… Что же, поставить все на
единственный козырь — топор Дорана? Но зеркала он не смог прорубить, застрял на
половине…
Сварог махнул Маре и бросился назад, к ощетинившимся мечами
спутникам, недоуменно вертевшим головами. Следом грохотали шаги, послышалось
что-то вроде удовлетворенного, утробного ворчания. Сварога вел инстинкт, а не
рассудок — такое с ним случалось не впервые, и всегда он оставался цел…
Он молча указал Маре на ближайший проем, и она ногами вперед
метнулась туда. Слышно было, как она, гремя чем-то, звонко царапая металлом о
металл, катится вниз. Стук подошв. Краем глаза Сварог заметил вспыхнувший
далеко внизу свет, и почти сразу же раздался крик Мары:
— Сюда все!
Ничего не стоило говорить — он лишь мотнул повелительно
головой, и все, один за другим, бросились в проем без промедления и дискуссий.
Замешкавшегося Паколета Сварог сцапал за шиворот и отправил вниз, как мешок.
Оставшись в одиночестве, оглянулся.
Великан задержался возле кошки с отрубленной головой —
вокруг нее уже натекла черная с алым отливом лужа, — взвыл, замахал
лапами, метнулся вперед. Но Сварог вперед ногами бросил тело в туннель,
заскользил на спине по наклонному, гладкому металлическому скату, гремя мечом,
прижав к груди топор и прикидывая трезво: неизвестному монстру сюда ни за что
не пролезть, если только он не умеет вытягиваться шлангом…
Спрыгнул с высоты примерно трех четвертей уарда, легко
удержался на ногах. И оказался в широком туннеле, параллельном только что
покинутому ими, но короткому, с тупиками в обоих концах. Лестница с железными
фигурными перилами ведет вниз.
Прислушался. Наверху ревел великан, судя по звукам, наотмашь
лупил кулаками в стены. Но спускаться что-то не торопился. Не следовало
вообще-то тыкать оружием во все непонятное, но Сварог еще более уверился, что
топор рубанул сам по себе, хотя таких штучек за ним раньше и не водилось. Топор
принадлежал еще более далекому прошлому, чем туннель, — однако от обеих
эпох остались лишь легенды, поди усмотри связь, поди пойми с ходу…
Он без промедления стал спускаться по лестнице, громко
напомнив про боевой порядок. Впереди услужливо вспыхнул свет. Что-то вроде
лестничной площадки, круглый зальчик со статуей посередине — черный камень,
обнаженная женщина на спине могучего оленя — снова лестница, несколько раз
изгибавшаяся под прямым углом. Сварог уже понимал, что на тот берег вряд ли удастся
попасть. Выбраться бы наверх… Он приободрился, подумав, что есть шанс оказаться
вне кольца блокады. Самое приятное — никто больше не беспокоит, не навязывает с
рыком и воем свое общество…
В очередной раз вспыхнул свет. У Сварога уже не было сил
удивляться, но он все же удивился.
Они стояли на перроне. Вот вам метро, вот вам и станция. Два
ряда рельсов уходят в туннель, справа и слева. И у перрона стоит поезд,
светло-синие с красным вагоны, не тронутый ни ржавчиной, ни гнилью.
— Это же поезд! — воскликнула Мара.
— Только без паровоза, — кивнул Леверлин. — Я
их видел в Снольдере. И даже ехал однажды.
— Я тоже, — сообщил Шедарис. — Даже два раза.
Когда там служил. Паровоза и в самом деле не видать, а рельсов только по два.
Как же он не падает?
— Образованные вы у меня ребята, — сказал Сварог
задумчиво.
Подошел к краю перрона, заглянул в вагон. Он был полон
скелетов, кости грудами валялись и на скамьях, и на полу. Не видно ни клочка
одежды, но не похоже, чтобы мертвых кто-то трогал после того, как случилось
Нечто и поезд навсегда остался на станции — просто останки естественным образом
переходили в состояние скелетов, костяки разваливались, черепа падали,
раскатывались…
— И вон там… — показала Мара.
На перроне, у ведущей вверх лестницы, лежало еще десятка два
скелетов — да, судя по их позам, Сварог угадал верно, и мертвецов никто не
трогал. Что же здесь произошло? Быть может, за красивым псевдонимом Шторм
скрывается некрасивая, насквозь обыкновенная война? Следов пламени нет, поезд
не обстреливали. Нейтронная бомба? Кто бы тратил их на метро… Газ? Бактерии?
Газ давно разложился бы, а вот бактерии — твари живучие…
— Подземелья когда-нибудь связывали с распространением
неизвестной заразы?
— Пожалуй, нет, — подумав, сказал Леверлин.
У Сварога чуточку отлегло от сердца. И он повторил вслух:
— Значит, была война?
Он и не ждал ответа, понятно, но Леверлин сказал тихо:
— Возможно, и война…
Сварогу показалось, что теперь он может объяснить кое-какие
факты, мучившие его прежде полной несуразностью, объяснить существование
кое-каких предметов и явлений, вроде бы и не полагавшихся данной эпохе. У него
и раньше были подозрения, но внятно выразить их он не умел. Дело вовсе не в
прогрессивном влиянии высокоразвитых ларов. Газеты, консервы, общее состояние
умов… Несмотря на замки, доспехи и пирамиду феодальных отношений, порой жизнь
Ронеро смутно напоминала Сварогу покинутый им двадцатый век Земли — только
лишенный кое-каких технических достижений. В образе мыслей, в укладе жизни было
нечто, свойственное более поздним столетиям, это улавливалось подсознательно,
не находя выхода в словах…
Лары здесь ни при чем. Они-то как раз тормозят прогресс.
Сварог только теперь понял, что в Равене наблюдал вокруг себя то, что можно
назвать мучительным, неосознанным повторением прошлого, новым витком спирали.
Шторм смел с лица земли не примитивное общество, как написано в изданных
наверху школьных учебниках, а то, что принято называть технологически развитой
цивилизацией. То ли война, то ли неизвестное глобальное бедствие отшвырнуло
обитателей планеты на тысячелетия назад — но не всех, а только тех, кто остался
на земле…
Сколько же лжи в том, чему его прежде учили? Пожалуй, не
меньше, чем в покинутом, полузабытом уже мире…
Над широкой лестницей висела продолговатая вывеска, желтая с
черной каймой. Знакомые руны, разве что начертанные каким-то неизвестным
шрифтом. Черные руны на желтом фоне: «Келинорт». Название станции, несомненно.
Город был здесь и до Шторма. Отчего-то вывеска рядовой станции забытого метро
потрясла его больше, чем набитый скелетами поезд.
— Поздравляю, — сказал Леверлин. — Одну
смертную казнь мы уже заработали. За лазанье по запретным подземельям.
