Я бросил взгляд на свои новые часы – подарок от самого киевского мэра за организацию и активное участие в первой польско-украинской конференции предпринимателей. Восемь часов тринадцать минут, а в центре циферблата – золотой тризуб.
– Ты его водкой промой, – кивнул я на Витю. – И пластырем заклей, чтобы инфекция не попала. А то не доживет он до твоей Германии!
Мира кивнула, посмотрела на меня жалобно и даже с укором, будто я был виноват в ее несчастьях.
«Держись-держись!» – мысленно пожелал я ей выдержки и, надев на шею галстук с красным польским орлом по центру – подарок с все той же конференции, отправился на работу.
209
Киев. Январь 2005 года. Вечер.
Я сначала не придал значения удивительной тишине в квартире. Пришел, бросил дорожную сумку в кабинет-спальню и сразу на кухню.
В мойке куча посуды. Светлана до сих пор не научилась загружать посудомоечную машину. Но это простительно. Она по природе своей не-домохозяйка. Никогда раньше не была ею и уже не станет.
Первое мое желание – выпить чаю – я оставил неутоленным. Вместо чая показалось более логичным согреться каким-нибудь напитком покрепче. Остановился на коньяке. Чтобы продолжить послевкусие трехчасового полета. Мой домашний коньяк оказался не лучше и не хуже предложенного мне стюардом. Только там это был «Мартель», а тут я побаловал себя «Ларсоном». И то, и другое – Франция. Мягкий, приятный, расслабляющий вкус.
И снова тишина обратила на себя мое внимание. Надо заглянуть в спальню. Может, Светлана спит?
Часы показывают половину девятого. Вроде рановато. Рановато, чтобы ложиться отдыхать.
Я заглядываю в спальню. Вижу убранную кровать. Слишком аккуратно убранную, словно с каким-то особым старанием.
Тупо смотрю несколько секунд на нашу широкую кровать, которую, однако, уже забыла моя спина. И вдруг замечаю записку, лежащую на подушке.
«Извини, мне все еще хочется побыть одной. Я пока перееду к Жанне. Ее телефон – 239-00-45. Будет звонить Валя – продиктуй ей. Сам звони только в случае крайней необходимости. Целую. Светлана».
На кухне я все еще держу эту записку в руках. Забрался на табурет у барной стойки. Смотрю на телефонный номер, пытаясь понять, в каком районе живет Жанна. Или это ее мобильный?
За окном опять сыплется в зимней вечерней темноте снег. Мне не хочется ни чаю, ни кофе. Мне не хочется и одиночества. Но я нахожу одну утешительную мысль, которая «сглаживает» мое настроение. Мне не надо лгать. Мне просто некому лгать. Мне не нужно придумывать, куда я летал и почему. Светлана сама сделала так, чтобы не узнать правду. Может, она что-то и предчувствует. Но, скорее всего, ей сейчас никто не нужен. Ей и Жанна, должно быть, не нужна. Но за Жанну она, видимо, в ответе. «Мы в ответе за тех, кого приручили!» Она сняла Жанну с Большой Окружной, переодела ее, причесала, и теперь у нее есть Жанна, как у других богатых дамочек есть чау-чау или другие породистые живые игрушки. Жанна, правда, не породистая, но зато быстро учится и умеет говорить.
Что это я ополчился на бедную Жанну? Я трясу головой, удивляясь своей внезапной злобности. Нет, Жанна хорошая, Жанна бедная, потому что теперь стать счастливой и веселой, находясь рядом с моей, или с бывшей моей, Светланой Виленской, нельзя, невозможно.
А можно ли стать счастливой рядом со мной?
Я снова доливаю в свой бокал коньяка и задумчиво вздыхаю.
Звонит телефон.
– Да? – выдыхаю я в трубку.
– Сергей Павлович? Это доктор Кнутыш. Процесс закончен! Все отлично, я проверял под микроскопом! Почти сто процентов гарантии! Можно пускать в дело хоть сейчас!
– В какое дело? – озадаченно спрашиваю я, будучи не способным полностью включиться в тему разговора.
– Это доктор Кнутыш, из клиники микроочистки крови.
– А! Да! А что «сейчас»?
– Я могу договориться на завтрашнее утро, чтобы провести искусственное оплодотворение. Ваша жена сможет завтра утром?
– Завтра утром? Не сможет. Лучше подождать.
– Так что? Охладить или заморозить?
– А какая разница?
– Ну, если вопрос касается двух-трех дней, то лучше охладить. А если дольше – то заморозить.
– Замораживайте! – решительно говорю я в трубку.
– Вы устали? – заботливо звучит голос доктора Кнутыша. – Давайте я вам завтра утром перезвоню!
– Перезвоните, – соглашаюсь я и, попрощавшись, кладу трубку.
210
Киев. Февраль 2016 года. Среда. Вечер.
За единственным окном в торцевой «Андреевской» стенке дома на Десятинной валит снег. Валит не равномерно, а словно кто-то выбрасывает сверху лопату за лопатой. И мне ясно видны промежутки между этими бросками. То он идет густо, то вдруг освобождает от себя мой любимый пейзаж, мой любимый вид из окна на первые дома Андреевского спуска, на церковь с оградой и заснеженной каменной лестницей, на застывшую бронзовую пару из старой, еще советской кинокомедии. Время комедий давно прошло. Сейчас бы самый раз снять пару эпических трагедий из жизни. Но кино у нас давно не снимают. Как сказал предпоследний министр культуры: «Эта отрасль оказалась в Украине неперспективной ввиду отсутствия творческих кадров».
Почему мне так хорошо здесь, в этой просторной и прохладной ванной комнате? Конечно, прохладная она только по моему желанию. Это я несколько лет назад дал команду отключить обогреватели под полом. Почему мне так хорошо здесь и одному, и даже с тем же озадаченным Львовичем, который всякий раз заходит сюда с таким видом, словно его заманивают в ловушку?
Когда-то я так же любил кухню. Тесную, прохладную кухню с устоявшимся запахом подгоревшего подсолнечного масла, с подкопченным потолком, с двумя горшками алое на крашеном-перекрашенном подоконнике. Романтика свободы вблизи источника еды. Как было потрясающе хорошо на кухне ночью, когда и мать, и Димка спали. И я мог, не включая свет, смотреть на горящие окна домов напротив. Почти все горящие посреди ночи окна были кухонными. Почти за каждым из таких окон кто-то сидел за столом и, возможно, думал о вечности.
Я вот тоже могу думать о вечности. У меня последние два дня прошли в каком-то странном оцепенении. Львович напомнил мне, что до восьмого марта я – исполняющий обязанности президента, то есть ИОП! И никаких конкретных решений принимать не могу и не должен. Я и не собирался принимать какие-то решения, но, с другой стороны, Светлов и Филин по моей просьбе принесли списки своих сотрудников, которых надо бы поощрить за отстаивание конституционного строя. И вот, оказывается, до Женского дня всеукраинских выборов президента я не могу даже раздавать маленьких слоников, не то что слонов!
– Я тоже список подготовлю, – пригрозил мне Львович, заметив списки Светлова и Филина.
