Повесив трубку, я стал ждать и надеяться, что таксофон не увезут прежде, чем мне перезвонят. А еще хотелось верить, что администрация больницы над ним не поколдовала и не заблокировала входящие вызовы.
Нет, не заблокировала! Минут через пятнадцать раздался звонок, и я схватил трубку. Если дежурившие за дверью копы что-то и слышали, то никак не отреагировали.
— Алло! — выпалил я.
— Мистер Кастор?
Сухость этого голоса я запомнил, а вот нечеловеческое пуританское спокойствие успел забыть.
— Да!
— Гвиллем у телефона! Чем могу вам помочь?
Объяснив, я услышал смех, в котором не чувствовалось ни малейших признаков юмора: очень похоже на смех трупа!
— А других просьб не будет? — поинтересовался он. Причем ирония выражалась лишь словами, совершенно не проявляясь в безжалостно спокойном голосе. — Походатайствовать о мертвых родственниках или захватить по дороге горячую пиццу?
— Условия обсудим потом, — холодно отозвался я: к дружескому подшучиванию настроение никак не располагало. — А сейчас, не теряя времени, выпускайте своих псов!
Отсоединившись, я с такой силой швырнул трубку на базу, что чуть не разбил ее пластиковый корпус.
19
Ждать я не люблю и никогда не любил. Знаю людей, которые умеют заполнять пустоту внутренним созерцанием, или погружаются в психоэмоциональную спячку до тех пор, пока не наступит время Ч. Лично я от нечего делать бьюсь головой о стенку, а в отсутствии стен — о других людей.
Баскиат оставила мне часы, не знаю уж в порыве гуманности или в качестве изощренно садистской шутки. На протяжении вечера я смотрел на них так часто, что едва дыру глазами не прожег.
Минуты шли с черепашьей скоростью, словно ледник, по миллиметру сползающий с горной вершины. «Авторевю» читать расхотелось, и в конце концов я облокотился о подоконник и стал смотреть на Хайгейт-хилл, за которым, словно в замедленном кино, садилось солнце, озаряя могилу Карла Маркса заревом такой красноты, что порадовала бы даже его.
«Если небо красно к вечеру, моряку бояться нечего», — утверждает старая поговорка, но вдруг это все-таки предзнаменование? Буквально за секунду до захода солнца я услышал звук, весьма напоминающий рукоплескания господни, затем бесконечно долгий перезвон китайского «сквозняка» и, наконец, — всхлип разбитого стекла.
В здании больницы сработала пожарная сигнализация (в том числе и датчик, находившийся за дверью моей палаты) и полностью заглушила остальные звуки. Тем не менее я почувствовал вибрацию приближающихся шагов, потом в коридоре раздались крики, а за ними вопль — то ли предостерегающий, то ли угрожающий. Вопль неожиданно оборвался, и мою дверь сотряс удар такой силы, что лопнула верхняя петля.
Дверь накренилась внутрь на пару сантиметров, а со вторым ударом влетела в комнату, едва не задев меня. Вместе с ней упал один из дежурных констеблей, очевидно, потерявший сознание, хотя тусклые глаза остались полуоткрытыми. Тот самый, что швырнул мелочь на пол, заставив меня ползать и унижаться, и все-таки в душе шевельнулся червячок жалости. Шевельнулся и затих.
Через неподвижное тело перешагнули оборотни Цукер и По, первый в человеческой ипостаси, точнее, в относительно соответствующем человеческой ипостаси облике, а второй — в ипостаси горы мускулов с обрывками рубашки, лопнувшей на широченной груди. В оскаленной пасти поблескивало неимоверное количество желтоватых зубов, целиком завладевших моим вниманием, так что остальные черты я толком не рассмотрел. А ведь loup-garou был совсем рядом: протиснулся к несчастному копу, который в ближайшее время вряд ли мог подняться на ноги.
Цукер одарил меня жуткой улыбкой.
— Мы были неподалеку и решили навестить.
— Ну вот, а я как назло без торта! — всплеснул руками я.
— Мы не едим торты. У тебя есть все необходимое, или по дороге хочешь что-нибудь захватить?
Я покачал головой. Конечно, мне очень хотелось забрать свою одежду, но кто знает, куда ее спрятала Баскиат. Придется обойтись…
Оторвавшись от копа, По выпрямился в полный рост, и Цукер оценивающе взглянул на товарища.
— Знаешь олимпийскую дисциплину, в которой нужно быстро-быстро ходить? — поинтересовался он.
— Да, слышал.
— Отлично, бери пример с олимпийцев. Побежишь — мой приятель собьет с ног, проломит голову и вырвет кишки. Это его стиль. Однако мы спешим, так что шагай быстрее, но не беги.
Цукер направился к высаженной двери, я за ним, а замыкал цепочку По, огромный, как ходячая стена, только у стен вместо позвонков, клыков и слюнявой пасти обычно бывают граффити.
Коп номер два без чувств лежал в коридоре, розоватые листочки с результатами состязаний рысаков выдавали его с головой. Хотя, даже находясь на пике бдительности, он бы вряд ли справился с loup-garous. По-моему, для того чтобы хоть как-то противостоять По, нужна как минимум гаубица.
Вытесняя все остальные звуки, в больнице орала сигнализация. Сначала я думал, это ложный сигнал, но когда мы вышли на коротенький лестничный пролет, оказалось, в здании действительно пожар. По крайней мере третий этаж заполнял дым, висевший в воздухе слоями, источая резкий запах, который сильно затруднял дыхание.
Мы спустились в заставленный стульями холл — приемный покой одного из отделений больницы. На секунду замявшись, Цукер показал на противоположную сторону и бросился в том направлении, я нервной, скованной трусцой — следом. Не хотелось, чтобы По затоптал меня насмерть, но еще меньше хотелось расписываться в собственной трусости.
За приемной находились три лифта. Цукер надавил на кнопки всех трех, и дверцы средней кабины тут же распахнулись. По втолкнул меня внутрь, а Цукер огляделся по сторонам, вошел следом за нами и нажал на кнопку первого этажа.
— Если электричество отключится, мы тут поджаримся, — проговорил я, и от этой мысли желудок судорожно сжался. У меня легкая клаустрофобия, то и дело проявляющаяся, когда попадаю в замкнутое пространство с монстрами, пахнущими, как старый отсыревший ковер.
— Никаких проблем, — отрезал Цукер. — Доверься мне!
Дверцы лифта раскрылись, и мы под чутким руководством Цукера вышли в широкий коридор. Первый этаж очень напоминал киношный ад: дым такой густоты, что вытянутой руки не видно, химический запах еще сильнее, чем наверху. Сквозь вой сирены прорезались другие звуки: крики, хриплые обрывки приказов, топот ботинок с толстой подошвой. А вот за моей спиной шагов не слышалось, и оглянувшись, я увидел, что у По, так же как у меня, нет обуви. Порванная в клочья одежда сошла, словно змеиная кожа, а с ней и смехотворно малый шанс сойти за человека. Даже если он возьмет себя в руки и остановит превращение, все равно окажется абсолютно голым.
Налетев на каталку, я чуть не растянулся на скользком полу. По угрожающе зарычал, очевидно, приняв мою запинку за попытку провокации.
