Снова послышался треск мотора, появился и сам мотоцикл — он двигался так медленно! Как странно, он остановился у машины Роджера, на обочине…
— Т'Сон? — позвал любимый голос.
Он выпрыгнул из укрытия, вскарабкался наверх и как сумасшедший бросился в свет фары.
— К'Нелл! — завопил он. — Ты вернулась!
— Конечно, дурачок, — отвечала девушка. — Не думал же ты, что я смогу снова явиться в команду С'Ланта и как ни в чем не бывало подписать брачный договор с этим Р'Хитом? — воскликнула она.
Ее глаза сияли, а губы, казалось, были специально чуть раскрыты, чтобы показать ослепительно белые зубы.
Роджер тут же, не говоря ни слова, притянул ее к своей груди и стал горячо и крепко целовать, а дождь по-прежнему бешено обстреливал их.
— Прости, — сказал он, — но я не знаю, что случилось со мной…
— Я знаю, — нежно молвила К'Нелл, целуя его бережно и осторожно.
— Если поторопиться, через пять минут мы можем быть в городе, — потупился Роджер. — Найдем священника и снимем комнату в мотеле…
— Поехали! — отозвалась К'Нелл, ударив ладошкой по звонкой коже мотоцикла.
— Я вдруг подумал, — пролепетал Роджер, — что у меня нет никакой работы, а если и бывает, то ненадолго. Смогу ли я дать своей жене то многое, чего она заслуживает по праву?
— Это вопрос ко мне? — Ему в голову, как ветерок, влетел преданный голос.
— Укр! Ты все еще помнишь меня? Ты со мной?
— Да, и всецело в твоем распоряжении, мой дорогой.
— А если мне потребуется уединение, чтобы меня не беспокоили?
— Это твое право. Стоит лишь сказать об этом.
— Послушай, а если я буду просить тебя время от времени раздобыть немножко денег, как это…
— В любой день и час! Я смогу их добыть в прошлом, настоящем или будущем.
— Что ты там шепчешь, любимый? — ласково спросила К'Нелл, запуская мотор и разгоняя мотоцикл.
— Да так, пустяки, — шепнул Роджер, нежно покусывая самое дорогое ушко в мире. — Все будет хорошо, правда!
Все было хорошо.
БЕРЕГ ДИНОЗАВРОВ
Keith Laumer • Dinosaur Beach • Dinosaur Beach (1971, Keith Laumer, publ. Charles Scribner's Sons) • Перевод с английского: А. Орлов
Глава 1
Летний вечер был необыкновенно хорош. Вместе с Лизой мы сидели на веранде, глядя на розовые отблески тускнеющего заката и прислушиваясь к звукам газонокосилки, которой наш сосед, Фред Ханникут, скашивал сорняки. Где-то в деревянных перекрытиях по-деловому трещал сверчок, бодро и энергично. По мощеной улице прогрохотал автомобиль; желтый свет тусклых фар на какой-то момент разогнал густые тени, высвечивая кроны яворов, нависающие над брусчаткой. Где-то среди огней недалекого порта играло радио.
Прекрасный вечер и замечательное место! Меньше всего мне хотелось уходить. Набрав полную грудь бодрящего воздуха, я поднялся на ноги.
Лиза глянула на меня снизу вверх. Скуластое личико, короткий носик, большие, широко расставленные глаза — и самая очаровательная улыбка на свете. Даже крошечный шрам на щеке нисколько ее не портил — изъян, делающий совершенство безупречным.
— Загляну к «Саймону», выпью пива, — сказал я.
— Вернешься, будем ужинать — как раз приготовлю. — Лиза продемонстрировала свою лучшую в мире улыбку. — Печеная свинина и вареная кукуруза…
Встав легким танцевальным движением, она коснулась губами моего уха.
Сойдя по ступеням, я помедлил, уже на тротуаре, и оглянулся. Грациозный силуэт рисовался на фоне светящейся стеклянной двери.
— Приходи скорее, милый! — Лиза помахала рукой и исчезла.
Исчезла навсегда.
Откуда ей было знать, что я никогда не вернусь?
Глава 2
По перекрестку промчался трамвай, грохоча и рассыпая искры, — нарядная игрушка с рекламными головами, приклеенными поверх маленьких квадратных окон. Гудели клаксоны, мигали огни светофоров, торопились домой пешеходы — после долгого дня, проведенного в офисе, за прилавком или на цементном заводе…
Я пробирался сквозь толпу, не напирая, но и не останавливаясь. Времени всегда достаточно — вот урок, усвоенный мною давно и прочно. Его не пришпорить и не остановить; в некоторых случаях от него, правда, можно улизнуть, но это другая история.
За благочестивыми размышлениями я незаметно прошел четыре квартала, до стоянки такси на Делавэре. Забравшись на заднее сиденье «рео», которому уже лет десять как пора быть на пенсии, я назвал адрес. Водитель посмотрел недоуменно и раскрыл было рот, но спросить, что молодому человеку вроде меня нужно в таком квартале, не успел.
— Довезешь за семь минут, получишь пятерку, — объявил я.
Таксист включил счетчик и рванул с места, не жалея сцепления. По дороге он приглядывался ко мне в зеркало заднего вида, прикидывая, как бы все-таки спросить половчее. Впереди раскаленным железом засветились неоновые буквы; я велел остановиться за полквартала, сунул водителю пятерку и вышел. Выведать ему так ничего и не удалось.
Бар в неглубоком погребке когда-то — до сухого закона — был чистеньким и уютным. С тех пор он сильно изменился к худшему, как и весь квартал. Стены, прикрытые темными панелями, почти не пострадали, только заросли грязью. Лепной потолок тоже выглядел терпимо, но в темно-бордовом ковре бесконечная череда посетителей протоптала широкую тропу до самой стойки, с ответвлениями к столикам. Кожаные сиденья стульев приобрели неопределенный цвет, вдоль швов тянулась липкая лента, и никому не было дела до следов, оставленных поколениями пивных кружек на дубовых столешницах.
Я устроился в кабинке у стены, где горела бронзовая лампа под пергаментным абажуром, а на стене в рамочке красовалась фотография лошади. Первое место в стипльчезе тысяча девятьсот десятого года, если не ошибаюсь. Часы над стойкой показывали семь часов сорок четыре минуты.
Подозвав официантку, которая состарилась, похоже, вместе с баром, я заказал гренадин. Пока я пробовал напиток, кто-то сел напротив, отдуваясь, будто после пробежки.
— Не возражаете? — Извиняющимся жестом этот кто-то обвел помещение, не слишком, по правде сказать, переполненное.
Не торопясь, я присмотрелся как следует. Круглое, мягкое личико, бледно-голубые глаза, череп не то чтобы лысый, но покрытый светлым пухом вроде цыплячьего. Воротник полосатой рубашки лежит поверх клетчатой куртки с плечами, подбитыми ватой, лацканы широкие; шея гладкая, как у ребенка, и слишком тонкая для такой головы… Пальчики нежные, маникюр безупречный, а на указательном — толстое золотое кольцо с фальшивым рубином. Пресс-папье, а не кольцо… Вещи не подходили друг к другу, будто мой визави одевался второпях, думая о другом.
