— Осватич! Ян! Ян!
— Это бесполезно, — сказал я. — Он никуда не ушёл. Вот его след на камне.
Солтык наклонился, разглядывая камень. По блестящей поверхности наискось шла белая черта. И только...
— Он наступил здесь сильнее, — пояснил я, — и оцарапал камень. Иначе не могло быть.
— Но куда он девался?
Заметно было, что Солтык очень расстроен. Я пожал плечами.
Лао Цзу стоял на камне. Не отнимая бинокля от окошка шлема, он спросил:
— У кого из вас были заснятые плёнки?
— У меня.
— Они у вас в рюкзаке?
— Да.
— А из десятого аппарата вынимали плёнку?
— Нет. Осватич как раз шёл туда, чтобы...
— Хорошо.
Физик сошёл с глыбы и направился к палатке, темневшей внизу, в нескольких десятках шагов от нас. Тем временем Солтык сбежал к нише.
— Господи! Господи! — бормотал он, оборачиваясь во все стороны. — Что это может быть? Он стоял здесь? — спросил он меня снова.
— Да, здесь.
— Идёмте же! — крикнул он. — Обыщем как следует это проклятое место.
Я посмотрел на него: он поднимал большие чёрные камни. Это было бы смешно, если бы не случившееся несчастье.
Лао Цзу окликнул меня. Я подошёл и заметил, что китаец стоит как-то странно, — сильно наклонившись, словно сейчас потеряет равновесие, но не падая. Я уже хотел спросить его, что это значит, как увидел, что и сам, совершенно того не замечая, стою так же наклонно.
— Профессор, — вскричал я, — смотрите, как мы ходим!.. Что это такое?
— Сейчас не время для объяснений. — Он подал мне вынутый из аппарата барабан и закрыл крышку. — Остался ещё один, за той скалой. Подержите-ка. — И протянул мне свой электрометр.
Подошёл Солтык. Он остановился и с минуту смотрел на нас.
— Профессор... — заговорил он дрожащим голосом, — сейчас... Что вы делаете?! Сейчас — плёнки?!.
Лао Цзу не ответил. Он, как и я, понимал, что от Солтыка сейчас нельзя ждать никакой помощи. Я не двигался с места, поглядывая то на удалявшегося профессора, то на Солтыка. Порывистый ветер трепал на инженере складки комбинезона, который был ему чуть-чуть широк. Словно оцепенев, он всматривался в каменную плиту, на которой я в последний раз видел Осватича. Через несколько минут вернулся Лао Цзу. Он подал мне катушку.
— Идите скорее к берегу и отправляйтесь в моторке на ракету. Профессор Чандрасекар ждёт плёнки. Это очень спешно.
— А... вы?.. — спросил я.
— Мы останемся здесь.
— Вы будете его искать?
— Идите, пожалуйста, поскорей, — сказал Лао Цзу, и что-то твёрдое как сталь прозвучало в его обычно мягком голосе. Я побежал, стараясь не задерживаться даже там, где камни лежали неустойчиво и скользили при каждом прикосновении. В воздухе слышался неопределённый далёкий гул. Сквозь скафандр чувствовались горячие порывы ветра. С поверхности озера, лежавшего за длинной песчаной косой, поднимались медленные клубы пара.
На бегу я услышал странное шипение. Взглянув под ноги, я увидел, что подошвы сапог дымились. Почва нагревалась, словно под ней пылал невидимый огонь. Я остановился. Что делать? Вернуться к Солтыку и Лао Цзу? Становилось всё темнее, с озера плыли густые клубы пара, порывы ветра обдавали жаром, словно огромная горящая печь. Но надо было отнести эти проклятые плёнки, и я побежал дальше. Перепрыгивая с камня на камень, задыхаясь, обливаясь потом, я достиг, наконец, лодки, прыгнул в неё с такой силой, что она закачалась и зачерпнула воды, и помчался к «Космократору», прожектор которого оранжево светился в тумане.
На палубе ракеты расхаживал, заложив руки за спину, человек в скафандре. У меня мелькнула безумная мысль, что это Осватич. Я кинулся к лестнице и в один миг был уже наверху. Там стоял Арсеньев. Свет прожектора позади него озарял нас ярким сиянием и отбрасывал во мглу большие размытые тени.
— Где остальные? — спросил он.
— Они там... — ответил я. — Осватич... исчез.
— Как это исчез? — сердито спросил Арсеньев. — Упал куда-нибудь?
— Нет, не упал. Просто исчез. Я видел, как он стоял на большом камне, это было неподалёку от десятого аппарата. Потом в воздухе замелькало, и когда я подбежал туда, его уже не было. Там нет никаких трещин, ровное место, и лишь с одной стороны неглубокая впадина.
— А Белый Шар?
— Что?..
— Я спрашиваю, вы видели Белый Шар?
— Нет. Он тоже исчез.
— Так... — произнёс астроном. Он помолчал, потом поднял голову: Плёнки у вас?
— Да. Профессор... — Я не мог больше сдерживаться. — Мы должны ехать на берег! Они сгорят там! Когда я возвращался, скалы становились всё горячее, я...
— Лао Цзу там?
— Да. И Солтык тоже.
— Отнесите, пожалуйста, плёнки к «Мараксу».
— А товарищи?
— Они и без вас справятся.
— Но я могу сейчас...
— У берега стоит ещё одна моторка. Вы там не нужны. Можете идти.
Я спустился по железной лестнице в шлюзовую. Как только сжатый воздух вытеснил ядовитую атмосферу Венеры, я прямо в скафандре, только сняв шлем, прошёл в кабину «Маракса» и отдал плёнки. Потом, стоя у двери, смотрел, как Чандрасекар надевает катушки на длинную горизонтальную ось, как всовывает концы плёнок в прорези на пульте и передвигает рукоятки контактов. Плёнки быстро разматывались и исчезали в глубине аппарата. Чандрасекар перевёл ещё несколько рычагов. Экраны загорались один за другим, словно огромные светящиеся глаза: красные и синие контрольные лампочки мигали, разгорались и вскоре засияли так ярко, что затмили зеленоватое свечение экранов. Как зачарованный смотрел я на пальцы Чандрасекара, бегавшие по клавишам. Каюта наполнилась певучим жужжанием. На экранах мелькали зелёные молнии, слышалось короткое, частое щёлканье контактов, стрелки измерителей приближались к границам перегрузки, а математик включал всё новые и новые кнопки. Несколько раз под ударом тока громко гудел трансформатор или шипела электрическая дуга, разрываясь на клеммах переключателей. Некоторое время Чандрасекар стоял неподвижно, наклонив набок голову, и, прищурясь, смотрел на трепещущие огни; потом отошёл от пульта. Ещё раз он окинул взглядом все экраны и повернулся ко мне.
— Ну вот, теперь «Маракс» должен показать свои возможности. Вы понимаете, в чём дело? Поле тяготения образуется вследствие наложения отдельных импульсов тока друг на друга. С помощью анализа Фурье эти десятки миллиардов колебаний, записанных осциллографами, должны...
Для меня это было уже слишком.
— Оставьте меня в покое! — крикнул я. — Осватич исчез!..
