И показал глазами на шпиона. Потертый, ничуть не удивившись,
вышел на середину улицы и заорал что есть мочи, глядя мимо всадника:
– Эй, лаур, ты кого имел в виду, столь гнусно
ухмыляясь?
Шпион, прижав руку к груди, стал было вежливо уверять, что
он вообще не ухмылялся, тем более гнусно, но потертый с большой сноровкой
сдернул его за ногу с лошади, подскочили остальные, и мгновенно завязалась
свалка со звоном клинков и невнятными выкриками. Ухмыльнувшись, Сварог взял
Мару под руку и повел к дому по дорожке из красного кирпича. Навстречу уже
несся лакей:
– Просят пожаловать, ваша милость…
Графиня встретила их, стоя у подножия ведущей в особняк
лестницы – что согласно здешнему этикету означало весьма радушный прием. Сварог
удивленно приподнял брови. Он почему-то решил, что резидентом Гаудина окажется
суровая старуха, этакая Екатерина Медичи на излете века, искушенная в интригах
и ядах, с кинжалом в рукаве и суровым взором.
Перед ним стояла светловолосая и сероглазая особа в
коротеньком розовом платье, прехорошенькая, но легкомысленная и ветреная на
вид, как десяток синих мушкетеров. Быть может, бабушка-интриганка попросту
прихворнула?
– Барон Готар к вашим услугам, ваша светлость, –
сказал Сварог, кланяясь. – Могу ли я узнать…
Большие серые глаза, которые пуританин назвал бы бесстыжими,
а поэт – игривыми, моментально изучили его с головы до ног.
– Другой графини нет, – сказала особа. – Вы
ведь это хотели узнать? Я – Маргилена, графиня Дино, самый лучший и самый
верный конфидент милорда Гаудина.
Сварог невольно покосился на торчавшего тут же лакея.
– Что я с тобой сделаю в случае чего? – безмятежно
спросила графиня.
– Под землей отыщете и мужское достояние в мясорубку
засунете, ваша светлость, – серьезно ответил лакей.
– Именно… – графиня подняла тонкий указательный
палец, украшенный огромным брильянтом. – Не беспокойтесь, барон, люди у
меня надежные. Прошу в дом.
Она пошла впереди, как и полагалось радушной хозяйке. Первые
разведданные, добытые Сварогом в Ронеро, заключались в открытии того факта, что
ножки у графини были великолепные. Что до мини-платьев, виной всему была Яна,
появившаяся как-то на экране телевизора в крайне короткой юбке. Женская
половина земной аристократии, чуткая к малейшим веяниям моды, мгновенно сделала
выводы и подхватила почин, благо не имелось на сей счет никаких запретов ни
религиозного плана, ни бытового. Уже через месяц дело приняло официальный
оборот – высочайшими указами земных королей длина платьев и юбок была должным
образом регламентирована: крестьянки повинны носить платья до пола, женщины
семи Высоких Сословий – до колен. Для дам-дворянок установили лишь верхнюю
границу приличий, а в остальном они были вольны. Впервые услышав об этой
истории, Сварог развеселился было, но вскоре пришел к выводу, что новый обычай
ничуть не умнее и не глупее всех прочих традиций, сопровождавших дворянство в
его путаной и бурной истории.
По крайней мере, он приятнее, чем, например, золотые блохоловки
французских придворных дам…
Графиня провела их в золотисто-сиреневую гостиную, усадила
за стол.
Лакей принес поднос с пузатой черной бутылкой «Кабаньей
крови» и радужными бокалами тончайшего гаарского стекла знаменитой марки
«Золотой мыльный пузырь». Пить из них было даже жутковато – казалось, бокал
вот-вот разлетится в пыль под тяжестью налитого вина. Сварог покосился в угол,
на огромный выключенный телевизор, посмеявшись про себя.
В последние годы канцлер, по словам Гаудина, разработал
некую программу, имевшую целью немного сблизить дворянство земное и небесное.
Благородные обитатели Талара совершенно бесплатно получили
телевизоры. У королей они работали восемь часов в сутки, у герцогов – семь. И
так далее.
Экраны появились в сословных и гильдейских Собраниях и на
площадях столиц.
Канцлеру это ровным счетом ничего не стоило, а дворянстве
ухватилось за невиданную привилегию когтями и зубами, интригуя и борясь за
право смотреть телевизор лишние полчаса с тем же пылом и жаром, с каким
сражалось за королевскую милость, поместья и чины. Высочайше пожалованной
привилегией можно объявить, строго говоря, что угодно. Главное – провозгласить,
что это привилегия, да оформить все должным образом.
Программы, правда, были убогими, но и наверху, в летающих
замках, они не умнее и не содержательнее, столь же пустые, нескончаемые
сентиментальные сериалы, боевики да песенки. Сплошь и рядом на землю идет то же
самое, что и для хозяев летающих маноров. А наверху, в свою очередь,
зачитываются земными пустенькими романчиками, вовсю их экранизируя.
Графиня изящно закинула ногу на ногу, вынула из золотой
шкатулки длинную сигарету, каких здесь не делали, – демонстрировала самый
что ни на есть великосветский стиль. Сварог галантно поднес ей огонь на кончике
пальца.
– Ого… – она прикурила, не особенно и
удивившись. – Значит, вы не просто пограничный барон… Что ж, следовало
ожидать. Постойте-ка… – вдруг уставилась она на Сварога с восторженным
ужасом. – Но ведь это означает… Серый Ферзь?!
– Иногда я подозреваю, что так все и обстоит, –
сказал Сварог дипломатично. – Если только Таверо не был шутником.
– Ну что вы… – Она кивнула в сторону Мары. –
Быть может, мы отправим детку посмотреть драгоценности или платья, а сами
займемся делами?
Детка глянула на нее искоса, потом уставилась на украшавшие
стены шпаги и стилеты определенно не без намека.
– Видите ли… это, в общем, никакая не детка, –
сказал Сварог. – Это моя полноправная помощница.
– Ах, вот оно что, – графиня с интересом обозрела
Мару. – Понятно, а я-то ломала голову, зачем она с вами… Милорд Гаудин мне
немного рассказывал, но я, признаться, не думала, что они такие обыкновенные и
милые… Опять?! – она гневно оглянулась на дверь.
Вошел богато одетый и крайне унылый субъект лет сорока,
затоптался у входа:
– Душа моя, осмелюсь напомнить, сегодня двадцать
первое… Маргилена…
Графиня смерила его ледяным взглядом:
– Если вы, золотко, еще раз осмелитесь ввалиться, когда
я принимаю гостей, ваше скромное украшение окончательно зарастет паутиной…
Брысь!
Унылый субъект покорно вывалился спиной вперед, распахнув
задом створку двери.
– Это, если так можно выразиться, супруг, –
безмятежно пояснила графиня. – Понятно, я не чудовище, когда-то следует,
отринув любовников, исполнить супружеский долг, дело святое… Эта беспросветно
скучная и наводящая тоску процедура свершается два раза в месяц, двадцать
первого и сорок шестого, и в означенные дни, с раннего утра, сей обуянный
похотью сластолюбец не дает мне прохода, стеная и оглаживая. Великие небеса, в
доме не протолкнуться от смазливых служанок – нет, подавай ему меня.
Извращенец. Вообразите, он иногда усаживается в саду, под окнами моей спальни,
и хнычет; словно фамильное привидение Верготов. Многих это только развлекает,
но попадаются тонкие натуры, их эти всхлипы нервируют… Вам такой концерт
понравился бы?
