– Всем бы так жить, как она. Имеет собственный летучий
лесок. Сущие дебри, где что-то без конца ухает, визжит, завывает. Обретается в
избушке, ветхой и покосившейся, там все, что нужно: черепа, хрустальный шар,
чучела мерзких тварей. Короче говоря, устроилась, как и подобает порядочной колдунье.
– Тогда я рада за нее. Ах, как мы с ней, будучи
молодыми, спешили радоваться жизни… Так радовались, что этот вот
шалопай, – она кивнула в сторону Паколета, – княжеским внуком мог бы
быть, хоть незаконным, да княжеским… Ну да вам это скучно покажется. Подумаешь,
две девки с ветром в голове… Вы ведь за серьезным делом пришли? У вас на душе
тревога…
Сварог рассказал.
– Вот оно что, – задумчиво сказала старуха. –
То-то от королевского дворца в последние дни веет таким злом, что людям
понимающим оно прямо-таки видится в облике черного ветра…
– Можете вы ее отыскать? – спросил Сварог.
– Попробую увидеть, где она, что вокруг нее… Достаньте
ее вещичку, любую, хоть носовой платок. Попытаюсь. Человека с гиманом трудно
отыскать белым колдовством, сразу вас предупреждаю, но черной магией, хвала
Единому, и вовсе невозможно…
– Тем лучше, – сказал Сварог. – Значит,
Сенгал ничего не добьется. А Орк со Стахором – тем более.
– Сенгал-то не добьется, магией Изначальных он ее не
достанет. Что до горротцев – тут, ваше величество, вы крупно ошибаетесь. Они –
самые опасные. Потому что никакая это не черная магия…
– Как так? – не на шутку удивился Сварог. –
Всем известно…
– Заблуждение – это и есть то, что всем
известно, – сказала старуха, – Стахор вовсе не черный маг. Ну да,
Горрот разместился на месте древнего королевства Шелориса. Ну и что? Под
Джетарамом, глубоко в земле, покоится капище Черного Бела, но нынче там черной
магией и не пахнет… Стахор оказался умнее многих и хитрее. Пока другие гонялись
за тайнами старинной черной магии, он искал знания, забытые и новые, искал там,
где до него никто искать не додумался. И набрал нешуточную силу. Так я
чувствую, а словами объяснить не могу, не знаю я столь ученых слов… Берегитесь
Горрота. Будь это магия, с ней не в пример проще и легче было бы справиться, а
знания побиваются лишь знаниями. Идите, ваше величество, побыстрее раздобудьте
вещичку от принцессы – коли уж вы появились, Мне осталось недолго, нужно
успеть, сколько смогу…
– Ну, дела, – сказал Паколет во дворе. – Что
же, мне теперь вас вашим величеством называть?
– Зови просто – командир, – сказал Сварог. –
Смекнул?
– Ясно. Вот только не нравится мне, что бабка о смерти
заговорила. Ох, не нравится. Бабка сроду не ошибалась…
– Должны же и колдуньи когда-нибудь ошибаться. –
Сварог похлопал его по плечу. – Сам я до сих пор сомневаюсь насчет
королевских корон над моей непутевой головушкой… Ну, держи ухо востро. Связь
через «Жену боцмана».
Он под гогот гусей захлопнул калитку, шагнул в накренившуюся
на рессорах коляску, откинулся на обитое кожей сиденье.
Извозчик мгновенно проснулся:
– Едем, ваша милость?
– Едем, – сказал Сварог. – Давай на
Королевскую. Особняк графини Дино. Знаешь?
– Еще бы. С неделю назад возил туда художника, так
ейные дворяне, пока ждал, у меня с упряжи три серебряных бляхи срезали, так
мимолетно, что и концов не найти…
– Кстати, почему улица так называется? Короли там в
самом деле жили?
– Да нет, ваша милость. Жила там лет двести назад одна
кондитерша, и была она, надо полагать, весьма соблазнительная – раз тогдашний
король к ней, одевшись ловчим, ездил пять раз на неделе. Шило в мешке не
больно-то утаишь, со временем опознали его величество, прозвали улицу
Королевской, а потом оно так приклеилось, что старое название забыли, а новое в
официальные бумаги залетело да так и осталось… Гуся ездили подбирать, ваша
милость?
Он принял Сварога за любителя гусиных боев, каким оказался
сам, и пустился в длиннейшие рассуждения о любимом виде спорта. Как всякому
фанату, ему наплевать было, что Сварог молчит, – болтал за двоих, вполне
серьезно подавая за Сварога реплики и вопросы, свято веря, что судьба послала
ему родственную душу и оба оживленно беседуют.
Сварог лениво глазел по сторонам. В небе сиял Юпитер –
стояло полнолуние, вернее, полноюпитерье, или, совсем точно, полносемелие
(Юпитер здесь именовался Семел). Далеко перевалило за полночь, но жизнь
продолжалась, самая разносторонняя, а то и непонятная, как всякая ночная жизнь.
Наслаждаясь свободой, разгуливали «ночные дворяне». Дело в том, что по здешним законам
должника дворянского звания кредиторам изловить было непросто. С восхода солнца
до заката (отмечаемых ударами колоколов Главной Башни) дворянина можно
арестовать в его собственном доме только за строго определенные преступления (в
число коих неоплата долгов не входит). Точно так же его нельзя сцапать за долги
на улице – с заката до восхода. Легко сообразить, что неисправные должники днем
отсиживались дома, а с первым ударом закатного колокола величаво выплывали на
улицы, от чего возникали разнообразные детективные коллизии: шпики кредиторов
шныряли по пятам, стараясь подпоить или иным способом удержать потерявшего
бдительность должника на улице – до рассветного колокола. Дошло до того, что на
иных злостных неплательщиков стали принимать ставки – сколько они продержатся в
столь пикантном состоянии. А там, понятно, пошли и махинации…
Улицы заливало алое сияние, тени пролегли невероятно четкие.
Кто-то устроил серенаду под окном, наглухо задернутым тяжелыми портьерами.
Портьеры, однако, порой вздрагивали, когда уголок легонько приподнимала девичья
рука. А через несколько домов кто-то непринужденно разлегся посреди улицы,
пристроив под локоть оплетенную бутыль.
Прогуливались парочки, кого-то оттеснили подальше от
уличного фонаря и лупили доской от забора, из распахнутых дверей кабачков и
заведений для гусиных боев валили табачный дым, пьяные песни и ругань, а из
распахнутого на третьем этаже окна донеслись нежные звуки флейты. В доме
напротив жена торжественно встречала загулявшего супруга – звонко разлеталась
глиняная посуда, грохотали опрокинутые табуреты. В переулках кое-где звенели
мечи, вдоль стен пробирались личности, пытавшиеся прикинуться невидимыми,
проезжали тяжело груженные купеческие возы и шибавшие в нос издали бочки
золотарей, скакали дворяне, рысили полицейские…
Район был не из респектабельных, но Сварогу такая жизнь
нравилась.
Было в ней что-то от того загадочного, бурного, кровавого и
романтичного времени, когда жестокие пираты писали недурные стихи, талантливые
поэты выполняли грязные шпионские поручения, ваятели, не догадываясь, что
потомки провозгласят их безгрешными гениями, вспарывали животы недругам и
совращали кто служанок, кто мальчиков, священники наблюдали звездное небо и
защищали осажденные крепости. Собственно, здесь сейчас именно такое время и
стояло. Быть может, ему когда-нибудь предстояло заслужить у потомков титул
Великой Эпохи. А может, уместиться в паре строчек пухлого академического труда.
Король Конгер удостоится короткого абзаца в учебнике, а имена тайных агентов и
потаенные политические игры, как водится, канут в небытие. И никому не будет
дела до людей, сто лет назад мучительно старавшихся переиграть противника,
потому что прошлые заботы и тревоги покажутся устаревшими и мелкими в сравнении
со своими…
