– А ты, оказывается, бешеный… – все еще со
страхом, но и с ноткой восхищения проговорила Маргилена. – Я думала,
убьешь… Я ведь ее не принуждала, она сама предложила, еще раньше. Великолепный
случай подвернулся, грех не использовать…
Он сердито отставил опустевший бокал. Разорвал пополам
голубя, механически вгрызался. Кусок не лез в горло. Проглотил с трудом, не
жуя, вновь потянулся к бутылке.
– Прости меня, ты не от ревности страдаешь, – тихо
сказала Маргилена. – У тебя просто взяли попользоваться красивую игрушку,
и тебе жутко обидно. Послушай, тонкая натура, когда вчера ночью ты с превеликой
готовностью взялся меня ублажать, ты как-то не особенно задумывался о верности
и ревности? И сейчас, если заглянуть в самые глубины души, рад, хотя тебе
стыдно и обидно, рад, что свалилась гора с плеч, решение взял на себя кто-то
другой, и может получиться что-то полезное для дела…
Сварог исподлобья глянул на нее.
– Не нужно в меня ничем швырять, – сказала
она. – Во-первых, я смертельно обижусь, а во-вторых, я совершенно права.
Никого ты еще не любишь. И я вообще любить не умею, чудовище этакое. Ну не
получается никак. Зато и ревновать не способна совершенно, настоящей ревности
без настоящей любви не бывает. А ты ревновать пытаешься, не полюбив. В
точности, как мой болван, – она кивнула на сидевшего с унылой миной графа,
отрешенного, как буфет с серебряной посудой. – Только наоборот – этот
любит, а ревновать не умеет…
Она была умна, она была кругом права, но легче от этого не
стало.
Сварог уже справился с приступами слепой ярости, порывом
немедленно мчаться куда-то и что-то делать, но где-то в области сердца засела
противная заноза. Мы все такие, какие есть, и все наши беды оттого проистекают,
что мы хотим видеть других такими, какими хочется нам, – но чтобы мы сами
при этом нисколечко не менялись…
– Ей ничего не грозит? – спросил он, не поднимая
глаз от тарелки. – У этого скота есть магические книги, какие-то
загадочные подручные…
– Все равно он ум теряет, заполучив в постель юную
красотку, – ответила Маргилена довольно уверенно. – В прошлом году
одна бойкая особа стянула у него пригоршню драгоценностей – и ничего,
преспокойно скрылась… Вряд ли он опытный маг, просто ему свалилась в руки
удача, а магические книги – вещь сложная, трудная для овладения и опасная.
Начитавшись их, могучим не станешь… В общем, мы договорились – если она не
вернется к четырем, буду что-то предпринимать.
– Интересно, что? – ядовито спросил Сварог.
– К четырем приедет Гинкер. Если понадобится, он пошлет
в особняк герцога своих людей – по официальной просьбе озабоченного дядюшки… У
Сенгала при дворе хватает врагов.
– Может, не ходить вокруг да около? – спросил
Сварог. – Обвинить его в занятиях предосудительной черной магией,
опечатать библиотеку, арестовать…
– А Делия тут же за него вступится. Та Делия, что
сейчас во дворце… Станет твердить, что его оклеветали, а книги подбросили.
Король ее любит, верит…
– Верно, – сказал Сварог. Посмотрел на часы –
четырнадцать, полдень.
– Прикажи оседлать мне коня.
– Но ты…
– Да успокойся, никаких глупостей. Займусь текущими
делами, чтобы не торчать здесь…
– А я придумала великолепный способ еще сильнее разжечь
страсти вокруг твоей головоломки, – похвасталась графиня. – Велю
распустить слух, что дворянин, решивший задачу, проведет со мной безумную ночь.
– А мне вы разрешите участвовать, дорогая? –
оживился граф. – О какой головоломке идет речь?
Сварог глянул на него, фыркнул весело и пошел к двери.
Глава 9
Капрал, который уцелел
Он ни разу не обернулся посмотреть, увязались ли за ним
какие-нибудь соглядатаи. А если увязались, то все ли из них выдержали бешеную
скачку по улицам Равены. Коли ему сели на пятки, то севшие без сомнения решили,
будто объект наблюдения отрывается, уходит именно от них. А объект-то
отрывался, уходил только от себя, нисколько не интересуясь преследованием.
Встречный ветер, остужающий голову, скорость и с нею
ощущение риска, забивающее прочие ощущения, делали свое дело. Он начинал
успокаиваться.
Ему приходилось сопровождать свою скачку резкими выкриками,
чтобы зазевавшиеся горожане успевали выскочить из-под копыт. На полном скаку
перепрыгнул через брошенную в панике тачку, с горкой груженную овощами и
зеленью. Едва увернулся от вывернувшей из-за угла коляски извозчика. Все-таки
зацепил и опрокинул прилавок горшечника, и звон разлетающейся на черепки
глиняной посуды, смешался за его спиной с руганью и проклятиями.
К «Жене боцмана» он подъехал, чуть успокоенный прогулкой на
полном галопе, но все еще был мрачнее тучи. Перек, поручив его коня конюшенному
мальцу, повел Сварога на второй этаж, не задавая вопросов. Показал на дверь в
конце коридора, под шестнадцатым номером, неуклюже поклонился и, прежде чем
уйти, шепнул:
– Сегодня в пятом поселились какие-то шпики. Пожилой,
представительный, и два молодых мордоворота на подхвате. Пожилой подошел к
хозяйке и как ни в чем не бывало заявил, что ему позарез нужно поговорить с
бароном Готаром…
– Ясно… Ты посматривай, – сказал Сварог и толкнул
кулаком дверь шестнадцатого номера.
На массивной кровати лежал в одних коротких черных кальсонах
кандидат в рекруты – лет сорока, с меланхоличным, обветренным солдатским лицом
и короткими пышными усами, нечесаный не менее недели. На груди и плечах был
вытатуирован синим распростерший крылья Симаргл. Такой тут был обычай –
солдаты, моряки и странствующие торговцы накалывали на теле два-три изображения
бога, в которого верили, чтобы обнаруженный труп могли похоронить по
соответствующему ритуалу. Поперек шеи наколота синяя полоса шириной в палец, а
пониже огромные буквы: «РУБИТЬ ЗДЕСЬ» – это уже были солдатские хохмочки.
Усатый, не шевельнув и пальцем, уставился на Сварога так, словно пытался
сообразить, не чудится ли ему после долгой гульбы.
Сварог придвинул ногой табурет, сел и не спеша осмотрелся.
Рядом с кроватью на полу стояли все необходимые медикаменты – высоченный кувшин
с черным харпедельским пивом, стеклянная банка, где в прозрачном рассоле
плавали среди смородиновых листьев и стеблей укропа тугие аппетитные огурчики,
и блюдо с копченой поросятиной, потому что нужно же когда-то и поесть. В одном
углу рядами и шеренгами, сомкнутым строем македонской фаланги теснились
разномастные и разноцветные бутылки, немногим уступавшие фаланге в численности.
В другом аккуратно стояла видавшая виды кираса с лежавшим на ней рокантоном, а
рядом аккуратно сложено все прочее: меч в потрепанных ножнах, боевой топор, две
седельные кобуры с пистолетами, связка метательных звездочек, нанизанных на
бечевку, как бублики, какие-то угловатые мешочки, кожаные свертки.
– Здорово, – сказал Сварог.
– Хур Симаргл
[14]
, – проворчал
лежавший. – Вы мне, часом, не мерещитесь?
