Книга Серый ферзь. Летающие острова, страница 49. Автор книги Александр Бушков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Серый ферзь. Летающие острова»

Cтраница 49

Сварог тяжко вздохнул, как должен вздыхать родитель, доставая кошелек, чтобы купить-таки ребенку выпрашиваемую игрушку, и сказал тихо, только для нее:

– Валяй. Но чтоб без трупов мне и серьезных увечий. А то уволю из команды без выходного пособия.

– Конечно, командир. – Голос ее вибрировал от радостных интонаций.

– Ну что? Будете платить? – В реплике одноглазого проскочил намек на угрозу.

Получившая «высочайшее соизволение» Мара вступила в игру.

– Ты – грязная свинья! Как ты смеешь что-то требовать у лаура! Пошел вон, недоумок, и забирай своих ослов, пока целы.

Гоп-компания разразилась смехом.

– Веселая девочка, – сказал одноглазый, тоже посмеявшись, – но нам некогда. – И добавил с явной угрозой: – Ну? Будут деньги?

Тогда Мара в трех словах объяснила, что ему будет вместо денег и в какое место.

– Нехорошо-о, – протянул лидер шайки, – я ж хотел по-доброму. А ты, лаур, захотел по-плохому. Девке своей позволил выражаться. Тогда и за нее заплатишь. Ладно, хватит болтовни.

И обратился к своим подручным:

– Работайте, ребята!

Сварог прислонился спиной к стене дома, скрестил руки на груди. Он был почти уверен, что его вмешательство не потребуется. А если потребуется, то из этой позы отстраненного созерцателя он сумеет без задержки войти в события.

А события начали разворачиваться. Рыночные уголовники стали сжимать кольцо, поигрывая своим незатейливым оружием. Мара отделилась от стены, шагнув им навстречу. И – вихрь пронесся вдоль «стенки» из преступных элементов. Раздался звон и стук. Варнаки не успели сообразить, что же такое произошло, когда увидели нагло ухмыляющуюся девицу на том же месте, с которого она ненадолго исчезла, а свое оружие – валяющимся на булыжниках мостовой.

Взорвавшись руганью, рыночные лиходеи бросились вперед, в атаку.

Смешно было наблюдать, как взрослые дяди валятся на землю, точно мешки с требухой, вопя от боли и унижения, а резвящийся ребенок мелькает меж ними, неуязвимый для кулаков и ног. Еще смешнее, когда один дядя удало размахивается, пускает пудовый кулак в полет, метя во вредную девчонку, но та куда-то пропадает, а кулак врезается подельнику в переносицу. И совсем стало смешно, когда мужики, привыкшие наводить ужас на обитателей рынка и околорыночного «дна», остались лежать на булыжниках, а, переступая через них, ходила-похаживала по «полю боя» целая и невредимая девчонка.

– Так сколько мы вам должны, уважаемый? – Мара подошла вплотную к одноглазому, единственному из шайки оставшемуся (вернее, оставленному) на ногах. Главарь был ошарашен и подавлен. Несомненно впервые в жизни он терпел такое унижение. И что ему делать явно не представлял.

– Язык проглотил, атаман? – издевалась Мара. – Сколько с нас?

– Нисколько, – выдавил одноглазый.

– А извиниться перед благородным лауром, которого ты, мерзавец, задержал на пути к важным делам?

– Ну, знаешь… – вспыхнул одноглазый. И тут же погас, получив точечный удар пальцем в область солнечного сплетения.

– На «вы» надо обращаться к благородной лауретте, – сопроводила его плавное оседание на мостовую Мара, дворянка без году неделя.

Оставив побежденного врага приходить в себя, зализывать раны и, вероятнее всего, переизбирать опозоренного вожака, они обогнули фургон и продолжили свой прерванный путь по этой улице.

– Как, развлеклась? Настроение улучшилось? – участливо спросил Сварог.

– Улучшилось. – Судя по сияющему лицу, она нисколько не врала. Поэтому использовать магический прием распознавания лжи Сварог не стал.

Они еще немного попетляли по улицам, и Сварог, пропустив парочку свободных извозчиков, махнул третьему.

Ремиденум, цитадель знаний и учености, внушал уважение. Попасть туда можно было только через широкие ворота (пусть и лишившиеся к нынешнему времени створок). Над воротами красовался древний, выщербленный и оплывший от старости герб – три совы в дроглоре. Тут же развевался флаг: фиолетовый с золотой каймой и теми же тремя совами – белыми, опять-таки с золотой каймой. На низком бочонке сидел стражник в наряде времен Троецарствия [17] , пьяный, судя по виду, еще с прошлого года. Завидев Сварога с Марой, он оживился, вытащил из-за бочонка подержанную алебарду и заорал:

– Стойте, благородные господа! Поклянитесь, что не состоите в родстве с презренным Тиморусом!

– Клянусь, – сказал Сварог. Подумал и достал серебряный аурей, каковой стражник принял как ни в чем не бывало. – Любезный, а почему совы у вас на флаге таких колеров?

Стражник заученно отчеканил:

– Потому что ученые познания, ваша милость, приносят и процветание, символизируемое цветом золота, но частенько влекут и смерть, символизируемую белым, и забывать об этом не след.

За воротами начинался целый городок – кривые узенькие улочки, старинные здания со стрельчатыми крышами, причудливыми флюгерами, тяжелыми окованными ставнями и водосточными трубами, заканчивавшимися драконьими мордами из позеленевшей меди. Архаические фонари в виде перевернутых пирамид помнили, пожалуй, не то что Троецарствие, а еще и Сандоварскую [18] битву. Повсюду виднелись бюсты и статуи ученых мужей, державшие в руках разнообразные атрибуты их учености. Компаниями прогуливались студенты в коротких фиолетовых плащах и такого же цвета четырехугольных беретах, напоминавших пухлые подушечки.

Кое-кто из них и в самом деле, как мимоходом удалось расслышать, вел чинные и глубокомысленные ученые беседы, но большинство решали головоломки, шествовали в кабак, перекликались из окна в окно и с хохотом пересказывали подробности вчерашних похождений.

Сварог понял, что поиски наугад бесполезны. И отвел в сторонку первого попавшегося схолара, с рассеянным видом подпиравшего уличный фонарь.

– Граф Леверлин! – воздел глаза к небу рыжий юнец. – Ваша милость, вы, конечно же, не похожи на сердитого кредитора из винной лавки или полицейского насчет вчерашней мочальной бороды, неведомо как выросшей у памятника королевы Боне, но не есть ли вы разгневанный отец благонравной девицы вкупе с оною?

– А в глаз тебе дать, фиолетовый? – деловито спросила Мара. – Меня, случалось, оскорбляли, но чтобы обзывать благонравной девицей…

– Мои извинения, юная дама… Кто-нибудь говорил вам, что вы прекрасны, как утренняя заря?

Сварог громко сказал «гм».

– Восторги неуместны, осознал и каюсь, – сказал рыжий. – Надеюсь, вы простите сии дерзкие слова несчастному маркизу, лишенному наследства, но не способности радоваться прекрасному. Не должны ли дворяне помогать друг другу, господа? Ибо неумеренность накануне, как подмечено мудрецами еще в незапамятные времена, уравновешивается разумной умеренностью наутро – но грубый материалист, хозяин подвальчика «Перо и астролябия» требует осязаемых подтверждений данной философской сентенции.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация