«Если здесь и обитали привидения, они были столь же
старомодными и чопорными, не употребляли вульгарных слов, стенали вполне
благовоспитанно и не выставляли напоказ ржавые цепи». Он ничуть не удивился бы,
встретив домового, обряженного в отглаженную ливрею с гербовыми пуговицами.
– Их сиятельство старый граф ждет в библиотеке, –
сказал дворецкий.
– Но нам нужен молодой…
– В этом доме подчиняются распорядку, заведенному
старшим графом, ваша милость, – отрезал дворецкий со столь непреклонной
учтивостью, что Сварог замолчал.
Старый граф поднялся ему навстречу из-за огромного
корромандельского
[20]
письменного стола – высокий и худой,
прямой, как луч лазера, очень похожий на Леверлина, только длинные волосы
совершенно седые. Подлинный аристократ – потому что выглядел величественнее
любого дворецкого, а этого было невероятно трудно достигнуть. Рядом с ним стоял
столь же старый человек в коричневой сутане с крестом Единого на груди – три
перекладины и цветущее дерево вместо четвертой, верхней. Сварог порадовался,
что не зря листал старые книги и нарядил Мару в платье до пола, фасона времен
королевы-матери, – юность старого графа пришлась на эти именно бурные
годы.
Все действующие лица разглядывали друг друга с соблюдением
максимально возможной учтивости.
– Во времена королевы-матери столь юные девушки не
стриглись столь коротко, – сказал наконец старый граф. – Коса
считалась непременной принадлежностью всякой подлинной дворянки.
Он не предложил сесть, что было плохим признаком.
«Выставят», – подумал Сварог.
И сказал столь же холодно-учтиво:
– Возможно, вину этой юной дамы искупает то, что в
дворянство она была возведена считанные дни назад…
– Это совершенно меняет дело, – согласился
граф. – Однако для подобных случаев были предусмотрены накладные косы. Вы
об этом не знали?
– Не подозревал…
– Надеюсь, ко времени вашего второго визита упущение
будет исправлено… если таковой визит состоится… Позвольте предложить вам кресла
и представить моего духовника отца Калеба, священника храма на улице Смиренных
Братьев (Отец Калеб молча склонил голову). У меня к вам несколько вопросов,
барон… барон Готар, как мне доложили. Что до вашего баронства, не вижу ничего
дурного в том, что старинный обычай ваганума был соблюден должным образом.
Насколько мне известно, все происходило в полном соответствии с традициями. Да
и предшественник ваш являл собой образец редкостной скотины, позорившей звание
дворянина. Однако… Время от времени я смотрю телевизор…
– Вы?! – искренне удивился Сварог. Насколько он
был наслышан, граф считался яростнейшим противником всех и всяческих новшеств,
в доме у него не было ни ташей, ни карбильских ламп
[21]
.
– Как лояльный подданный императрицы, я обязан
повиноваться высочайшим указаниям. Смею вас заверить, я смотрю лишь придворную
хронику, пренебрегая пошлейшими фиглярскими зрелищами. И едва лишь мне
представится случай лицезреть императрицу, я немедленно выскажу все, что думаю
о ее непозволительно коротких юбках – разумеется, в тех выражениях, какие титулованный
дворянин может употреблять в присутствии венценосной особы. Но мы отвлеклись… В
числе сопровождающих императрицу придворных мне довелось видеть и вас – в
гвардейском мундире, со знаками камергера. Я не покажусь вам чрезмерно
назойливым, если попрошу представиться полным титулом?
– Отнюдь, – сказал Сварог. – Лорд Сварог,
граф Гэйр, барон Готар, лейтенант Яшмовых Мушкетеров, камергер двора, кавалер
ордена Полярной Звезды…
В глубине души он рассчитывал произвести впечатление – но
вышло, похоже, совсем наоборот.
– Ваше небесное великолепие! – сварливо сказал
граф. – Позвольте на правах старшего по возрасту выразить вам свое
решительное порицание. Появлением на земле без надлежащей свиты и несоблюдением
должного этикета вы позорите ваши титулы и положение. Говорю это вам совершенно
откровенно. Буде вы чувствуете себя оскорбленным, прошу назвать вид оружия,
какой вы предпочитаете, и с таковым проследовать со мной на лужайку перед
домом. Если вы верите в Единого, отец Калеб выслушает и мою, и вашу исповедь,
как требует дуэльный кодекс. Если же вы поклоняетесь ложным богам, предоставляю
вам время, дабы совершить языческие ритуалы…
– Я вовсе не чувствую себя оскорбленным, – сказал
Сварог. – Ваши справедливые упреки наполняют мое сердце раскаянием… –
Больше всего он боялся, чтобы Мара не фыркнула.
– Рад, что вы, в противоположность большинству нынешних
молодых людей, способны испытывать раскаяние… Поймите, юноша: дворянин может
странствовать переодетым в костюм человека, стоящего ниже его на общественной
лестнице, лишь в двух случаях: когда речь идет о выполнении возложенной лично
венценосной особой миссии либо, – он сложил губы таким образом, что это
могло означать и улыбку, – либо когда дело касается любовной интриги. В
вашем случае, насколько я понимаю, дело обстоит иначе, и это позволяет мне
выступить с упреками…
«Ну, я ж тебя», – подумал Сварог, почтительно склоняя
голову:
– Ваше сиятельство, буквально на днях Геральдическая
Императорская Коллегия постановила: лица, обладающие и земными, и небесными
дворянскими титулами, вправе держать себя с соблюдением того этикета, каковой
требуется для обладателя какого-то одного титула.
Что было чистой правдой. Вот разве что единственным
обладателем и земного, и небесного титулов был сам Сварог…
– Это совершенно меняет дело, – сказал
граф. – Прошу простить за поспешность. Однако очередного выпуска альманаха
Геральдической Коллегии я еще не получал, что и подвигло на непродуманные
высказывания… – Он торжественно выпрямился. – Можете всецело
располагать мною, барон. Любое мыслимое содействие, какое только потребуется…
– Благодарю, – сказал Сварог. – Любое
мыслимое содействие оказывает ваш сын.
Граф пошевелился – для него это явно было внешним признаком
волнения.
– Следовательно, я могу с полным доверием отнестись к
его патенту на орден? Признаться, я не считаю этого шалопая способным на
подделку бумаг императорской канцелярии, но вся эта история весьма загадочна –
столь высокий орден на груди юнца столь сомнительной репутации… Поневоле
закрадываются сомнения…
– Отбросьте сомнения, – сказал Сварог. – Вам
известно, что случилось недавно в Харлане?
– Разумеется.
– Мы там были вдвоем. И это все, что я могу сейчас
сказать.
