Я хотел подойти к ней. Она вскинула руки.
- Не подходи! Нет! Нет! Умоляю!
Она попятилась к стене.
- Ведь ты же сама говорила, что это брит... сажусь, сажусь. Ну, сижу, видишь, успокойся. Что это за история с этим бе... как это там?
- Не знаю подробно. Но... каждого бетризуют. При рождении.
- Что же это?
- Кажется, что-то вводят в кровь.
- Всем?
- Да. Потому что... брит... как раз не действует без этого. Не двигайся!
- Девочка, не будь смешной.
Я погасил папиросу.
- Я ведь все-таки не дикий зверь. Ты не сердись, но... мне кажется, что вы здесь все чуточку тронутые. Этот брит... это же все равно, что сковать всем до единого руки, а вдруг да кто-нибудь окажется вором. В конце концов... можно ведь и доверять немного.
- Ты великолепен, - она будто успокоилась немного, но продолжала стоять. Почему же ты так возмущался раньше, что я привожу к себе незнакомых?
- Это совсем другое.
- Не вижу разницы. Ты наверняка не был бетризован?
- Не был.
- А может, теперь? Когда вернулся?
- Не знаю. Делали мне разные уколы. Какое это имеет значение?
- Имеет. Тебе делали? Это хорошо. Она села.
- У меня есть к тебе просьба, - начал я как можно спокойней. - Ты должна мне это объяснить...
- Что?
- Твой страх. Ты боялась, что я на тебя наброшусь, да? Но ведь это же чушь.
- Нет. Если подумать, конечно, чушь, но все это слишком, понимаешь? Такой шок. Я никогда не видела человека, которого не...
- Но ведь этого же нельзя распознать!
- Можно. Еще как можно!
- Как?
Она помолчала.
- Наис...
- Да я...
- Что?
- Боюсь...
- Сказать?
- Да.
- Но почему?
- Ты понял бы, если б я сказала. Видишь ли, ведь это не из-за брита. Брит - это только так... побочное... Дело совсем в другом...
Она побледнела. Губы ее дрожали. "Что за мир, - подумал я, - что за мир!"
- Не могу. Ужасно боюсь.
- Меня?!
- Да.
- Клянусь тебе, то...
- Нет, нет... я тебе верю, только... нет. Этого ты не можешь понять.
- Ты мне не скажешь?
Видно, было в моем голосе нечто такое, что она переборола себя. Ее лицо стало суровым. Я видел по ее глазам, каких усилий ей это стоило.
- Это... для того... чтобы нельзя было... убивать.
- Не может быть! Человека?!
- Никого...
- И животных?
- Тоже. Никого...
Она сплетала и расплетала пальцы, не сводя с меня глаз, - будто этими словами спустила меня с невидимой цепи, будто вложила мне в руки нож, которым я могу ее пронзить.
- Наис, - сказал я совсем тихо. - Наис, не бойся. Правда... не надо меня бояться. Она пыталась улыбнуться.
- Слушай...
- Что?
- Когда я тебе это сказала...
- Ну?
- Ты ничего не почувствовал?
- А что я должен был почувствовать?
- Представь, что ты делаешь то, что я тебе сказала...
- Что, я убиваю? Я должен это себе представить? Она содрогнулась.
- Да...
- Ну и что?
- И ты ничего не чувствуешь?
- Ничего. Но ведь это же только мысль, я совсем не собираюсь...
- Но ты можешь? Да? Действительно, можешь? Нет, - шепнула она одними губами, словно самой себе, - ты не бетризован...
Только теперь до меня дошло значение этого, и я понял, что для нее это могло быть потрясением.
- Это великое дело, - пробормотал я. Немного погодя добавил: - Но, может, лучше было бы, если б люди отвыкли от этого... без искусственных средств...
- Не знаю. Может быть, - ответила она. Глубоко вздохнула. - Теперь ты понимаешь, почему я испугалась?
- По правде говоря, не совсем. Так, немножко. Ну, не думала же ты, что я тебя...
- Какой ты странный! Как будто ты совсем не... - она запнулась.
- Не человек?
У нее затрепетали веки.
- Я не хотела тебя обидеть, только, понимаешь, если известно, что никто не может, - понимаешь, даже подумать не может никогда, и вдруг появляется такой, как ты, и уже сама возможность... то, что есть такой...
- Но ведь это невозможно, чтобы все были - как это? - а, бетризованы?
- Почему же? Все, уверяю тебя!
- Нет, это невозможно, - упорствовал я. - А люди опасных профессий? Ведь они должны...
- Опасных профессий нет.
- Что ты говоришь, Наис? А пилоты? А разные спасатели? А те, что борются с огнем, с водой...
- Таких нет, - сказала она.
Мне показалось, что я не расслышал.
- Что-о?
- Нет, - повторила она. - Это делают роботы.
Наступило молчание. Я подумал, что не легко мне будет переварить этот новый мир. И вдруг мне пришла в голову мысль, удивительная мысль: мне показалось, что эта процедура, уничтожающая в человеке убийцу, в сущности... калечит его.
- Наис, - сказал я, - уже очень поздно. Я, пожалуй, пойду.
- Куда?
- Не знаю. Ах, да! В порту меня должен был ждать человек из Адапта. Я совсем забыл! Никак не мог его отыскать, понимаешь. Ну, тогда... я поищу какую-нибудь гостиницу. Они еще существуют?
- Да. Ты откуда?
- Отсюда. Я родился здесь.
С этими словами вернулось ощущение нереальности всего происходящего, и я уже не мог понять, существовал ли вообще тот город, который теперь был только во мне, и этот, призрачный, с комнатами, в которые заглядывали головы великанов. На миг мне показалось, что я еще на корабле и все это только еще один, особенно отчетливый, кошмарный сон о возвращении.
- Брегг, - будто издалека донесся до меня ее голос.
Я вздрогнул. Я совершенно забыл о ней.
- Да... слушаю.
- Останься!
- Что? Она молчала.
- Ты хочешь, чтобы я остался?
Она молчала. Я подошел к ней, обнял ее холодные плечи, нагнувшись над креслом. Она безвольно встала. Голова ее откинулась, зубы заблестели, я не хотел ее, я хотел лишь сказать: "Ведь ты же боишься", - и чтобы она сказала, что нет. И больше ничего. Глаза ее были закрыты, и вдруг белки сверкнули сквозь ресницы, я склонился над ее лицом, заглянул в остекленевшие глаза, словно хотел познать этот страх, разделить его. Она вырывалась, задыхаясь, но я не чувствовал этого, и лишь когда она начала стонать: "Нет! нет!" - я ослабил объятия. Она чуть не упала. Стала у стены, заслонив часть огромного одутловатого лица, которое там, за стеклом, непрерывно говорило что-то, неестественно шевеля громадными губами, мясистым языком.
