- Но ведь это не наше дело, - ответил он.
- Нет? А чье?
- Роботов.
- Как же это - ведь мы должны были контролировать.
- Ax, нет, - он с облегчением улыбнулся, открыв, наконец, источник моей ошибки. - С тем это не имеет ничего общего. Мы проверяем синхронизацию процессов, их темп и эффективность, но не вдаемся в такие подробности, как селекция. Это нас не касается. Не говоря о том, что это совершенно не нужно, это было бы и невозможно, потому что ведь на каждого человека приходится теперь по восемнадцать автоматов; из них примерно пять ежедневно заканчивают свой цикл и идут на слом. Это составляет около двух миллиардов тонн в день. Вы же понимаете, что мы не могли бы следить за этим, ну и кроме того, наша система предполагает как раз обратное: автоматы заботятся о нас, а не мы о них...
Я вынужден был согласиться с ним и молча подписал листки. Мы уже собрались расстаться, когда неожиданно для себя я спросил его, изготовляют ли сейчас человекообразных роботов.
- Вообще-то нет, - сказал он и добавил помедлив: - В свое время с ними была масса хлопот...
- То есть?
- Ну, вы же знаете инженеров! В подражании они дошли до такого совершенства, что некоторые модели роботов невозможно стало отличить от живого человека. Были люди, которые не могли этого вынести...
Я вдруг вспомнил сцену на корабле, на котором я прилетел с Луны.
- Не могли вынести... - повторил я его слова. - Может, это было что-то вроде ненависти?
- Я не психолог, но, пожалуй, можно сказать и так. Впрочем, это дело прошлое.
- И таких роботов больше нет?
- Почему? Иногда еще встречаются на ракетах ближнего радиуса. А вы что, встречали такого? Я ответил уклончиво.
- Вы еще успеете уладить свои дела? - забеспокоился он.
- Какие дела?..
Я вспомнил, что у меня якобы было дело в городе. Мы расстались у выхода со станции, куда он меня проводил, не переставая благодарить за то, что я выручил его.
Я побродил по улицам, заглянул в реалон, вышел, не досидев даже до середины вздорного спектакля, и в отвратительном настроении поехал в Клавестру. Примерно за километр от виллы я отпустил глидер и остаток пути прошел пешком. "Все в порядке. Это механизмы из металла, проводов, стекла, их можно собирать и разбирать", - внушал я себе, но не мог отделаться от воспоминаний о темном зале, об отрывистых голосах, о диком бормотании, в котором было слишком много смысла, слишком много самого обыкновенного страха. Я сам был, можно сказать, специалистом в этом деле, наглотался страху вдоволь, ужас перед внезапным уничтожением не был для меня фикцией, как для этих ловких конструкторов, которые, надо сказать, здорово организовали все дело: роботы занимались себе подобными до самого конца, а люди ни во что не вмешивались. Это был замкнутый цикл точнейших устройств, которые сами себя создавали, воспроизводили и уничтожали, а я только напрасно наслушался стонов механической агонии.
Я остановился на холме. Ландшафт, залитый лучами низко стоящего солнца, был невыразимо прекрасен. Изредка глидер, поблескивая, как черный снаряд, пролетал по ленте шоссе, нацелившегося в горизонт, над которым голубым облачком, затуманенные расстоянием, вздымались горы. И неожиданно я почувствовал, что не могу на это смотреть, не имею на это права, словно был в этом какой-то ужасный, хватающий за горло обман. Я сел среди деревьев, закрыл лицо руками; я жалел, жалел, что вернулся.
У входа в дом ко мне подошел белый робот и сказал конфиденциально:
- Вас просят к телефону. Дальняя связь: Евразия.
Я быстро пошел за ним. Телефон находился в зале, так что, разговаривая, я видел через стеклянную пластину двери в сад.
- Эл? - послышался далекий, но отчетливый голос. - Говорит Олаф.
- Олаф... Олаф!!! - повторил я торжествующе. - Где ты, дружище?
- В Нарвике.
- Что делаешь? Как дела? Письмо получил?
- Ясно. Потому и знаю, где тебя искать. Минута молчания.
- Что делаешь? - повторил я уже не так уверенно.
- А что я должен делать? Ничего. А ты?
- В Адапте был?
- Был. Только один день. Сбежал. Не мог, знаешь...
- Знаю. Слушай, Олаф... я тут снял виллу. Не знаю сам зачем, но... Слушай! Приезжай!
Он ответил не сразу. Когда отозвался, в его голосе чувствовалось сомнение.
- Я бы приехал. Может, и приехал бы, Эл, но ты знаешь, что нам говорили...
- Знаю. Но они ведь не могут нам ничего сделать. И вообще ну их к лешему. Приезжай.
- Зачем? Подумай, Эл. Может, будет...
- Что?
- Хуже.
- Откуда ты знаешь, что мне плохо?
Я услышал его короткий смешок, вернее, вздох: так тихо он смеялся.
- А зачем же ты тянешь меня к себе? Неожиданно мне в голову пришла прекрасная идея.
- Слушай, Олаф. Тут что-то вроде дачи. Вилла, бассейн, сад. Только... ты уже знаешь, как теперь... как они живут, да?
- Немножко знаю.
Тон, которым это было сказано, говорил больше слов.
- Вот видишь. Так слушай. Приезжай! Но сначала постарайся раздобыть... боксерские перчатки. Две пары. Побоксируем. Увидишь, как будет здорово!
- Опомнись, Эл! Где я возьму перчатки? У них же этого нет уже много лет.
- Так закажи. Не станешь же ты утверждать, что невозможно изготовить четыре дурацкие перчатки. Соорудим небольшой ринг и будем драться. Мы оба можем, Олаф! Надеюсь, ты уже слышал о бетризапии, а?
- Конечно. Я бы тебе сказал, что я об этом думаю. Но по телефону не хочу. Еще обидится кто-нибудь.
- Слушай, приезжай. А? Договорились? Он долго молчал.
- Не знаю, Эл, стоит ли.
- Ладно. Тогда скажи, какие у тебя планы. Если есть что-нибудь путное, я не стану морочить тебе голову своими прихотями.
- Никаких, - ответил он. - А у тебя?
- Я прилетел вроде отдохнуть, немного подучиться, почитать, но это никакие не планы, это... просто ничего другого я не мог придумать.
- Олаф?..
- Похоже, что стартовали мы одинаково, - пробормотал он. - В конце концов это не меняет дела. Я всегда могу вернуться, если вдруг окажется, что...
- Перестань! - нетерпеливо оборвал я. - Не о чем говорить. Собирай манатки и приезжай. Когда тебя ждать?
- Хоть завтра утром. Ты серьезно хочешь заняться боксом?
- А ты нет?.. Он засмеялся.
- Представь себе, да. И наверно, по той же причине, что и ты.
- Порядок, - сказал я быстро. - Значит, жду. Всего!
