– А что бы ты сделал, – Сварог нервно забарабанил
пальцами по дереву, – если б Джагеддин тебе в руки попался?
– Известно что, ваша милость. Привязал бы к столбу, а
вокруг разложил бы большой костер.
– Значит, раба Синей Акулы только огонь берет?
– Ну. Только сначала у него нужно меч отобрать и,
главное, снять с евонной шеи золотую цепь, которую Синяя Акула на него надела.
Иначе жги костер, не жги – все без толку.
– М-да… – тяжело вздохнул Сварог, глядя куда-то
вдаль.
– Только, я полагаю, вранье все это, – как бы
подумал вслух капитан.
– Что? – не понял Сварог.
– Да история эта про Джагеддина и Синюю Акулу. Если,
ваша милость, хотите знать, что я думаю, то я так вам скажу. Это специально про
него враги такие слухи распускают, потому что в честном бою одолеть не могут. А
сам Джагеддин – живой и здоровый. А может, и сам про себя такие слухи
распускает – чтоб больше боялись, значит.
– Подожди. Ты же сам только что заявил, что встреться
тебе Джагеддин, ты б его привязал к столбу…
– И привязал бы. И костер бы развел. Правильно.
– Почему?
– А вдруг правда, что он кровь Синей Акулы пил?
– Логично, – только и сказал Сварог.
– А еще я вам скажу, ваша милость, что посмотрите вы на
Джагеддина и посмотрите на меня. Ну разве я похож на человека, которому по
силам привязать Джагеддина к столбу? Да он из меня дух вышибет с одного
удара. – И в глазах капитана блеснула задорная искорка.
Сварогу оставалось лишь громко, от души расхохотаться. А
когда он отсмеялся, капитан как ни в чем не бывало продолжил:
– Так вот, про русалку. Был у меня один случай…
Столица Харлана Аран оказалась самым обыкновенным городом –
не блиставшим умопомрачительной роскошью, но и не убогим. Она была разделена
рекой пополам, берега повсюду забраны в камень, но ни одного моста Сварог не
увидел – Ител здесь был в лигу шириной, и столь длинные мосты, возможно, просто
не умели строить.
Сварог самонадеянно велел было капитану править к первому же
попавшемуся причалу, но оказалось, что порядки здесь (как и в других державах,
впрочем) жесткие: все, кто прибывал из-за границы водным путем, должны были
причаливать в особой гавани, где их ждали таможенный досмотр, проверка бумаг и
прочие прелести гостеприимства. Меры странные и нелепые. Ведь ничто не мешало
причалить где-нибудь вне города и разгрузить контрабанду, окажись таковая на
борту. Пришлось плыть дальше, соблюдая все предосторожности: наперерез в обоих
направлениях сновали лодки, иные простенькие, иные с роскошными балдахинами,
множеством гребцов, раскрашенные и покрытые резьбой. С лодок предлагали купить
всякую дребедень – от особых насадок на кувшины, не позволяющих при качке
пролиться вину, до мази, якобы спасающей от ужаса морей, Великого Кракена. Лодочники-торговцы
барабанили в борта, громко расхваливая свой товар. Сварог даже чуть не приказал
самого настырного ошпарить кипятком.
– Одного я не пойму, – сказал Сварог
Леверлину. – Какого черта они по-строили город по обоим берегам? Река-то
широченная…
– Старинная традиция, – пожал плечами
Леверлин. – Есть древнее поверье – только та столица благополучно
просуществует до скончания времен, что стоит на обоих берегах реки. С военной
точки зрения это приносит лишние хлопоты – такой город не окружить крепостной
стеной. Но традиция, несмотря на все неудобства, держится стойко. Подозреваю, в
прошлом, до Шторма, существовал какой-то великий город, расположенный на обоих
берегах, воспоминания о его славе в такой вот форме и запечатлелись… У нас в
Равене есть великолепные мосты. И в Ноле тоже. А у харланцев нет ни денег, ни
мастеров. Словом, богатый человек всегда заведет собственную лодку, а если у
тебя и на перевозчика нет – сиди себе на своем берегу…
Выждав на рейде с полчаса, они заняли место, освободившееся
после узкой, с ярко раскрашенной деревянной волчьей головой галеры, от которой
причал насквозь провонял кислым духом гнилых фруктов, между двумя такими же
галерами, слава Аллаху, пахнущими терпимо.
Встретили их сугубо по-деловому – на борт поднялся десяток солдат
в темно-голубых мундирах со светло-синим шитьем, тут же разбежавшихся
обшаривать корабль сверху донизу. Форма солдат явно не была рассчитана на
рукопашный бой, а вот для того, чтобы соваться в грязные щели и не слишком уж
заметно пачкаться, вполне годилась. За лихими бойцами появился ужасно важный
чиновник в коричневом кафтане, перепоясанном серебряным поясом с серебряной
чернильницей – знаками сословия Чернильницы – и нашивками канцеляриста. Чин был
невеликий, третий от конца, но пыжился его носитель неимоверно, в продолжение
досмотра расхаживал вдоль борта, заложив руки за спину, выпятив хилую грудь,
украшенную из отличий лишь квадратной медалькой Бронзовое Перо и пряжкой за
выслугу лет, не удостаивая прибывших на «Морской жемчужнице» и мимолетным взглядом.
Хорошо еще, до личного обыска здесь не додумались, и Карах пересидел весь шмон
в своем обычном укрытии, капюшоне плаща Сварога. Интересно, существовала ли в
здешних сводах правил графа, требующая уплаты пошлины за ввоз домового.
Обыск, впрочем, был недолгим. Чиновник проверил их документы
с таким видом, словно заранее знал, что все это чистейшей воды подделка (хотя
поддельных там была ровно половина), и новоприбывшие – воры, аферисты и убийцы.
Закончив, он смерил всех проницательным взглядом – снизу вверх, и сверху вниз,
снизу вверх. Вообще-то с дворянами полагалось бы вести себя и почтительнее, но
в пору очередных обострений с Ронеро ронерский граф был здесь персоной
неавторитетной, а барон из Пограничья, к тому же еще не утвержденный имперским
наместником, и вовсе презренной личностью. Пожевав губами, чиновник задумчиво
сказал:
– Конечно, ничего подозрительного… да ведь и вообще
ничего, ни постелен, ни вещичек, пара чарок да узел с едой… Вы откуда
свалились, благородные лауры и бравые морячки? Где-то я кой-кого из вас видел,
уж не в Монторской ли тюрьме годика два назад, когда вас пятый раз выпускали
после очередной отсидки?
Он играл столь фальшиво и бездарно, что не получил бы
ангажемента и в странствующем балаганчике – разве что на роль колонны без
речей. Но Сварог, прекрасно понимая, в чем тут намек, сказал лениво:
– Ну что вы, сударь, просто превратности жизни таковы,
что иногда плывешь на чем придется…
И опустил в широкий коричневый карман пяток кругленьких
золотых аргументов, чего чиновник словно бы и не заметил, но подобрел
моментально:
– Да нет, насчет Менторской тюрьмы – это я перепутал.
Столько людей мелькает… Ваши превратности жизни меня не касаются, лишь бы у нас
вели себя благонравно.
Узкая галера по правому борту отдала швартовы; под размеренные
команды и призывы к богам отпугнуть от корабля опасных духов и враждебные
стихии гребцы вспенили веслами полную плавающего мусора воду. Отскрипели
уключины, поднятая волна слегка качнула утлое суденышко по соседству. Чиновник,
чтобы не упасть, схватился за леер. И тут же вакантное место заняла следующая
галера под ганзейским флагом. Сварогу не понравилось, что матросы на галере
имели военную выправку. А чиновник, далекий от подобных тонкостей, засуетился в
предвкушении богатой мзды. Ганзейские гости есть ганзейские гости. Купечество,
одним словом. Чиновник нервно потер ладони.
