Подробностей домовой не знал. У его древнего, почти начисто
вымершего народца письменности не имелось и летописей не велось, а визиты и
обмен новостями становились все реже. Серый оказался мужского пола, имел имя –
Карах – и, похоже, был в этих краях чуть ли не последним представителем
сгинувшего племени. Насколько Сварог понял, племя это, не лишенное разума,
телепатических способностей и зачатков магии, состояло в крайне дальнем и
весьма запутанном родстве с гномами и свой расцвет пережило во времена
невероятно древние, когда подобные Сварогу люди еще не поселились на Таларе,
именовавшемся тогда Грауванн, и здесь обитали какие-то «другие». Карах
настаивал, что в старые времена здесь жили именно «другие», не чуравшиеся магии
и неизвестно куда сгинувшие под напором пришельцев. Со временем, покинув
прежние места обитания (должно быть, и здесь не обошлось без напора
пришельцев), соплеменники Караха перешли на положение домовых, в каковом и
оставались многие тысячелетия, пережив даже Шторм (который Карах именовал
Великой Тряской). Люди о них, в общем, знали, но особо не притесняли, стараясь
даже по мере возможности использовать по хозяйству. Даже в замках хозяев
Ямурлака, вовсю баловавшихся черной магией, можно было прожить, если не
мозолить глаза. Но постепенно Ямурлак обезлюдел, замки и города один за другим
гибли под ударами не жаловавших черной магии соседей, этот держался дольше
всех, в основном благодаря тому, что соседи перестали устраивать сюда лихие
набеги, но лет пятьдесят назад нагрянули сводить счеты с хозяевами некие
токереты, разнеся все вдребезги. И Карах остался в полном одиночестве – одни
родственники и соплеменники умерли, другие подались искать лучшей доли. Карах,
как понял Сварог, относился скорее к консерваторам, свято чтившим древние
обычаи, и потому остался здесь. Со временем он, похоже, убедился, что с
консерватизмом чуточку перебрал, но переигрывать оказалось поздно – двинуться в
большой мир в одиночку он не решился, а редкие проезжающие, как правило, с
большим азартом начинали на него охотиться, и мысли у них были самые гнусные –
Карах без труда проникал в них и убеждался, что в лучшем случае его запихнут в
клетку в качестве экзотического украшения, а в худшем – запытают до смерти, не
веря, что выдал все клады.
Сварог слушал болтовню нежданного спутника, не переставая
следить за небом и окрестностями: гарпии были бы очень некстати. И погоня была
бы некстати. Пусть лошади и отдохнули, но ездок из Сварога все же был не ахти
какой. Но время шло, а никто не бросался на него ни с неба, ни с земли, и сзади
не объявлялось никакой погони. Да и Карах не чувствовал никаких злобных сил ни
спереди, ни сзади, ни по бокам, ни сверху. А вот чтобы предсказать
приближающуюся непогоду, магических навыков не требовалось. Небо затянуто
низкими грязными, растрепанными тучами. Траву, медленно обживающую лишенную
жизни дорогу, то и дело трепал холодный, пронизывающий до костей ветерок, рвал
в клочья сухие облачка бурой пыли, поднятой копытами. Что гораздо печальнее –
Карах клялся, будто никто сегодня по этой дороге до Сварога не проезжал. Сварог
часто оглядывался, долго смотрел назад, когда менял коней, временами вынимал
подзорную трубу – нет, ни следа капитана Зо и его людей…
Когда их атаковали, капитан Зо приказал всем, не оглядываясь
друг на друга, прорываться в Фир Норт… Но, может быть, таким образом Зо хотел
на время избавиться от невольного соглядатая в лице Сварога? Действительно,
поверил бы на месте капитана Сварог незнакомцу, заявившемуся на борт «Божьего
любимчика» и утверждающему, что он вроде как граф Гэйр, а вроде бы и нет, и что
прибыл он на Талар с другой планеты? Бред сивой кобылы… А ведь Зо не просто под
парусом гулял, он шел выполнять секретное задание – смертельно опасное, потому
что по другую сторону баррикад находятся прихвостни самого Князя Тьмы.
Однако капитан поверил. Или сделал вид, что поверил. И даже
предложил участие в этой тайной экспедиции. Почему – гадать без толку.
Как бы поступил Сварог дальше на месте капитана? На месте
капитана Сварог в первой же стычке попытался бы проверить новобранца в деле, а
заодно и повязать «пролитой кровью». Все так и было! Только кровь, пролитая Сварогом,
оказалась кровью никчемных людишек, статистов, и отринуть последние сомнения в
искренности намерений новоиспеченного графа Гэйра не могла.
Тогда Сварог, доведись ему командовать отрядом вместо
капитана Зо, убедился бы, что новичок имеет равные с остальными шансы на
выживание (равные? Большие! Он же лар!), и попытался бы тихонько в конце концов
от новичка отделаться. Не из подлости душевной, а потому, что не имеет права
излишне рисковать.
Так поступил бы Сварог. А капитан Зо? Здоровенный мужик с
красной рожей, всегда, даже в походе чисто выбритый, с роскошными бакенбардами.
С замысловатой ухарской серьгой в ухе. Любитель ношения кафтанов на голое тело.
При всей опереточности внешности и манер капитан был совсем не дурак. И, вполне
вероятно, он принял именно такое решение, какое выбрал бы и Сварог на его
месте.
А это значит, что в данный момент уцелевшие моряки могут
двигаться куда угодно. И коль Фея Смерти поцеловала только Борна и Чабу, есть
надежда, что остальные сейчас пребывают в добром здравии.
Борн, Борн…
Сварог помотал головой, вспомнив последние минуты,
проведенные с бежавшим из-под небес ларом. И понял, что все его догадки о
замыслах капитана были шиты белыми нитками. Сварогу доверяли. Он был принят в
отряд капитана Зо на равных. И теперь, когда он, вероятно, остался один из
всего отряда, он должен донести полученную информацию о навьях, оживших
мертвецах, до заинтересованных, как говорится, лиц.
Так размышлял Сварог, в меру своего умения направляя коней и
кутаясь в не слишком теплый плащ. Проходил час за часом, нависшие над дорогой
скалы и урочища сменялись перелесками, а те – долинами… И одинокий (если не
считать мирно посапывающего домового) всадник в глубине души подозревал, что из
всех отправившихся в экспедицию вояк уцелел только он. Как ни гнал от себя
подобные невеселые мысли…
Уже смеркалось, когда они миновали покосившегося каменного
истукана с полустершимися письменами на груди, отмечавшего границу Ямурлака.
Моросил мелкий противный дождик, Сварог накинул плащ, а Карах забрался к нему
на плечо, под капюшон. Кони шли рысцой, их не надо было подгонять, они сами
спешили привезти всадника хоть к какому-нибудь пристанищу. Становилось все
темнее. Карах, изнуренный долгим молчанием и одиночеством, что-то тихо болтал –
на сей раз про Морских Королей.
– Черт! – сказал Сварог, резко натянув поводья.
Карах от неожиданности качнулся у него на плече, впечатался в щеку пушистой
мордой.
– Что случилось, хозяин?
Сварог ругался сквозь зубы. Некого винить, кроме себя
самого.
Он расслабился за спокойные часы без погони и встречных
опасностей, не подумал о простой вещи: следовало остановиться на ночлег, пока
не стемнело и различима была полузаросшая дорога. Он ведь прекрасно знал, что
не успеет засветло добраться до Фиортена, но ехал и ехал в сгущавшихся сумерках,
целиком положившись на коня. А конь, бессловесный и нерассуждающий, трусил себе
рысцой, пока они не очутились в открытом поле, продуваемом ветром, и уже
основательно промокшие под мерзким, мелким дождем.
