Последний отцовский подарок Томас получил, когда заканчивал учебу, незадолго до смерти старика, — это был роскошный набор коллекционных выдвижных ящиков, изготовленных не где-нибудь, а у самих Брэйди, в Эдмонтоне. Когда Томас увидел их, у него перехватило дыхание: это были самые дорогостоящие ящики из всех, что можно купить за деньги. Обычно на деньги такие и не купишь. В артели Брэйди — отца и сына — их не продавали кому попало: необходимо было произвести впечатление на Брэйди-старшего наличием личных связей, тогда он сам мог предложить сделать для вас набор ящиков. Это была замысловатая игра, в которой многие оставались ни с чем: их список знаменитостей оказывался изрядно потрепанным, а репутация — подмоченной.
Но вот перед ним — набор ящиков от Брэйди, специально для Томаса.
«Просто помни — я всегда буду гордиться тобой, Томас, чем бы ты ни занимался».
Отец положил руки на плечи Томаса, края его век покраснели. Томас впервые увидел такое сильное и искреннее проявление чувств со стороны отца, и он поклялся в эту минуту, что никогда не будет скрывать от собственных детей своей привязанности к ним. Мистер Эдгар умер месяц спустя. Врач сказал, что у него было слабое сердце.
Грусть, возникшая в душе, пока он лежал в гамаке, удивила его. Он давно не вспоминал об отце. Ему скрутило живот, и боль отозвалась под ребрами. Отец очень любил парк. А теперь и Софи открывает для себя все прелести его тенистых тропинок и укромных полянок. В своем письме она также пишет о дружбе с Агатой, с которой ей всегда весело, — очевидно, у этой девушки дар приносить людям радость. А еще Софи упоминала об отставном военном, капитане, с которым познакомилась в церкви. Какой-нибудь славный старик-вдовец, предположил Томас, который добродушно покровительствует Софи в отсутствие ее мужа и отца.
Чувство вины утихало, как и боль в животе. С ней все будет хорошо, подумал он. Она сильная и так любит независимость.
Он снова обратился мыслями к гигантской бабочке с раздвоенным хвостом, которую надеялся заполучить. А что, если он найдет только одну? Ему бы не хотелось убивать ее сразу, но он понимал, что в противном случае она повредит себе крылья и, соответственно, станет бесполезной в качестве образца. Будет ли он ее продавать? Или подарит Музею естествознания во имя науки? Наука. Его бросило в дрожь. Чем больше различных образцов Томас собирал, тем явственнее осознавал, как ему далеко до того, чтобы называться настоящим ученым. Эрни с Джорджем делают это очевидным для него каждый день — и не всегда намеренно. Многие из пойманных экземпляров ему приходилось идентифицировать по книгам, тогда как Джордж узнавал их сразу, никуда не заглядывая. Еще в музее Томас сосредоточенно изучал шкафы с чешуекрылыми, но их таксономические названия категорически не желали оседать в памяти, чем приводили его в отчаяние. Он все еще любитель, хоть и заработает сколько-то денег на продажах образцов.
Нет, совершенно ясно, что единственный способ добиться мирового признания в качестве исследователя, — это привезти домой Papilio sophia, и за это его будут помнить потомки. Имя жены будет увековечено, а самого его будут почитать. Он объездит весь мир, выступит в энтомологических обществах с лекциями о своей бабочке. Снова и снова он будет рассказывать, как выслеживал ее, что почувствовал, когда наконец поймал в свой сачок, какое мастерство потребовалось для этого.
Снова завыл ягуар, и очередной приступ боли разорвался в животе Томаса. Может, вовсе не грусть и печаль терзают его в конечном счете. Может, с ним самим что-то неладно. Такое впечатление, что чем ближе он подбирается к своей бабочке, тем сильнее мрачный тропический лес препятствует ему. Надо завтра поговорить об этом с Эрни.
На другой день, когда мужчины возвращались после сбора материалов — Томас держался за живот, чтобы унять волнообразные приступы боли, — на тропинке их встретил Антонио, который оставался в лагере.
— У вас гость, — сказал он, глядя на них в ожидании одобрения.
Рядом с кухней они увидели белого мужчину лет пятидесяти — он сидел на стуле, поставив ноги на скамейку. Незнакомец встал и, сняв шляпу, пошел к ним навстречу поприветствовать. Что удивительно, на его аккуратном кремовом костюме не было ни единого пятнышка. Мужчина был чисто выбрит, но при этом на лице красовались длинные седые усы, навощенные в форме толстых пластин. В этом лице под зачесанными и намасленными волосами было что-то неестественное. Томас не сразу понял, в чем дело, пока не оказался в непосредственной близости от него: кожа незнакомца была совершенно сухой. Все вокруг утирали блестевшие от пота лбы, а этот человек был свеж, будто сейчас — весенний день в Англии. С легкими поклонами он пожал руки каждому; его пальцы с безупречно подстриженными ногтями были холодными, как стекло, — что подтвердило впечатление Томаса о незнакомце.
— Для меня большая честь встретиться с вами, господа, — произнес он на почти безукоризненном английском языке. — Ваш человек, Антонио, сказал вам, кто я?
— Только то, что вы — торговец шляпами, — ответил Джордж.
От его нервозности не осталось и следа, как только он разглядел стоящего перед ним человека; он расслабился и сложил руки на груди.
— Меня зовут Жозе, — продолжил гость, — Прошу вас, зовите меня просто Жозе. Мне очень приятно познакомиться с вами. Нет!
Он в предупредительном жесте вскинул руку, когда Эрни хотел что-то сказать.
— Пожалуйста, не говорите ничего. Вы — врач Эрнест Харрис?
Эрни кивнул и удивленно поднял брови, переводя вслед за Жозе взгляд на Джона.
— А вы… вы, должно быть, мистер Гитченс, как тя полагаю. Отважный охотник за растениями.
Джон тоже кивнул, но глядя в землю. Томас чувствовал, что Джону не терпится уйти отсюда и побыть одному, занимаясь своими делами. Все тело его напряглось, стремясь попасть в свою хижину.
— А это, вероятно, мистер Сибел, ну конечно — весьма авторитетный ученый. И наконец, юный мистер Эдгар.
У Томаса возникло любопытное ощущение, что их радушно принимают в собственном лагере; его даже не удивило бы, если бы этот продавец шляп приветственно распростер руки.
— А откуда вы столько знаете о нас? — спросил он.
— О, это опять ваш человек, Антонио. Мы разговаривали с ним добрых два часа, пока вас не было. Уверен, у вас был удачный день для сбора материалов.
Эрни предложил всем присесть. Они отдали свое снаряжение Пауло, который понес все к хижинам, шатаясь под тяжестью.
— Что привело вас сюда, в верховья Тапайос, сэр?
— Шляпы. Я решил сделать крюк по пути из Манауса и подняться по Тапайос, прежде чем покинуть Сантарем и отправиться в Белем. Мне надо продать много шляп.
— А откуда вы родом?
— Из Сан-Паулу. Я приехал на Амазонку два года назад, чтобы заработать денег в Манаусе. Попытался продавать мои шляпы, но никто не хотел их покупать. Потом я понял кое-что. Видите ли…
Он наклонился вперед, сидя на стуле, как будто собрался поделиться секретом с присутствующими.
