Она умывается и тщательно одевается: с помощью Мэри затягивается в корсет, который подчеркивает грудь и заставляет держать спину ровно, надевает две нижние юбки, блузку с высоким воротником и широкими рукавами, сильно суживающимися книзу, и свой лучший костюм — изумрудно-зеленую шерстяную юбку с небольшим шлейфом и жакет-болеро, который ей помогла выбрать Агата. Это тогда Агата сказала, что он скучный. «Но если для церкви, скучный — как раз то, что надо», — добавила она со вздохом. Через пару часов в тесном нижнем белье она будет страдать от недостатка кислорода, и ей придется присоединиться к глупой болтовне остальных женщин прихода, чтобы не упасть лицом вниз под тяжестью этой амуниции.
Какое-то время Софи занимается волосами — зачесывает назад в высокую и пышную прическу и ждет, когда Мэри закрепит сооружение шпильками, которые царапают кожу головы. Под глазами темнеют круги, и она пудрит их без особого результата. При свете дня, льющемся через окно, видно, как пудра застряла в темных ресницах. Голубые ее глаза обладают притягательной силой. Какой разительный контраст — темные длинные ресницы на фоне светлых волос. Ей не хочется признаваться в этом, но она осознает, что старается больше обычного, словно сегодня — особый день. Так и есть — она возьмет с собой Томаса в людное место, не совсем в первый раз, но впервые туда, где находится круг знакомых людей. Может, если она будет одета безукоризненно и по моде, ей удастся отвлечь от него внимание людей. Жаль, не догадалась попросить у Агаты одну из ее замысловатых шляпок — что ни неделя, они у нее все выше и все пикантнее.
Последний взгляд на себя в зеркало, по щипку в каждую бледную щеку — она убеждает себя, что готова.
Окно в комнате Томаса расположено так, что солнце не проникает из-за краев тяжелых портьер, и в спальне царит сумеречная полутьма. Софи тихонько толкает дверь и стоит некоторое время, прислушиваясь к его резкому дыханию во сне. Было время, когда эта комната служила мужу только гардеробной, и каждую ночь они проводили вместе в ее постели — на самом деле их общей постели, хотя сейчас она привыкла считать, что это только ее постель. В полумраке она различает его руку под рукавом мягкой фланелевой ночной рубашки. Подойдя ближе, она видит, что его как будто лихорадит — светлые кудри, обрамляющие лицо, потемнели от пота, и когда она садится рядом с ним на кровать, то чувствует исходящий от его тела жар. Во сне он мотает головой и хрипит. Внутри у нее все затрепетало — это первые звуки, которые она слышит от него. Что, если она посидит очень тихо, а он будет спать и произнесет несколько слов — пусть даже это будет реакция на плохой сон?
Вместо этого Томас ловит воздух ртом и открывает глаза.
— Я здесь, — сразу же говорит она, чтобы он не пугался. — Тсс! Тебе приснилось что-то плохое.
Он моргает, глядя на нее, а затем закрывает с облегчением глаза, лицо его разглаживается. Рукавом он утирает лоб и сбрасывает одеяло, подставляя тело прохладному воздуху. Она дает полежать ему немного и прийти в себя, после чего встает и раздвигает портьеры. Тусклый свет заливает комнату.
— Я подумала — нам надо сходить в церковь, — говорит она, — Служба начнется через час. Ты успеешь умыться и одеться. Мэри уже готовит для тебя завтрак.
Томас, вопреки ее ожиданиям, не кивает головой и не двигается, чтобы встать с постели. Напротив, снова натягивает на себя одеяло и поворачивается на бок, спиной к ней.
— Томас?
Софи кладет руку ему на плечо и тут же отдергивает, как будто обожглась. Она только что уколола ладонь об острые косточки.
— Дорогой, прошу тебя. Тебе нужно вернуться к людям. Ты почти не выходишь из дома.
Она не говорит об этом вслух, но знает — он выходит из дома, пока ее нет. Вчера она пришла из церкви и застала его лежащим в кровати, но когда споткнулась о его ботинки, ее юбку обсыпало свежими комьями грязи. Когда она спросила об этом Мэри, девушка сказала, что, по ее мнению, хозяин все утро провел в постели, что она принесла ему чашку чая как раз после ухода Софи и больше его не видела, так как занималась делами по дому.
А теперь он отказывается идти с ней в церковь. Она выпрямляется и без единого слова уходит, предоставляя его самому себе.
В церкви невыносимо душно — первый признак того, что лето уже не за горами. Все вокруг Софи обмахиваются — кто шляпой, кто Библией, — но это создает лишь жалкий намек на легкий ветерок. Она чувствует, как пот выступает у нее между бедрами и под мышками, а корсет вдруг становится намного теснее, чем раньше. Викарий обеими руками держится за кафедру. Он стоит на ящике, которого не видно из-за трибуны, и кажется себе невероятно высоким. Его голос, монотонно перечисляющий те или иные добродетели и грехи, навевает сон, и впервые в своей жизни Софи перестает слушать. Одинокая мясная муха бьется о стекло ближайшего к Софи окна, и в ее голове проповедь викария сливается с жужжанием насекомого, она уже не отличает одно от другого.
Агата рядом с ней начинает клевать носом, и Софи, услышав сопение, вовремя подталкивает ее, пока та не расхрапелась в душной атмосфере. Эх, надо было надевать не шерстяной костюм, а легкое муслиновое платье! Но все ее летние наряды лежат в сундуке — аккуратно сложенные, они ждут, когда погода станет более многообещающей.
Она замечает, как чье-то лицо оборачивается к ней. Это капитан Фейл смотрит на нее с другого ряда, через проход. Он кивает ей и отводит взгляд.
После богослужения, во время которого воодушевляющие гимны пробудили всех и каждого, прихожане медленно тянутся друг за другом наружу — туда, где прохладный ветерок, — и общий вздох облегчения проносится над толпой. Как будто их всех выпустили из стен тюрьмы, и высокие створы церковных дверей распахнуты, словно ворота. Тюремщик стоит у крыльца и пожимает руки всем уходящим. Он хватает за руку Софи и серьезно смотрит на нее снизу вверх, прямо в глаза, его маленький носик подрагивает.
— Вы не привели сегодня вашего мужа, миссис Эдгар?
— Нет, — отвечает она. — Его сильно знобило утром. Думаю, он, наверное, действительно болен.
Еще немного лжи — все они падают одна на другую, как опавшие листья.
— Ах, какая жалость. Обязательно покажите его врачу. Мы будем с нетерпением ждать его в следующий раз.
А потом она идет мимо него дальше, и он, уже улыбаясь, пожимает руку Агате, но этим двоим нечего сказать друг другу, тогда как миссис Коттон, следующей после Агаты, не терпится ухватить его и перемолвиться с ним насчет того, как она довольна, просто исключительно довольна проповедью.
Агата, пользуясь тем, что викарий отвлекся, подхватывает Софи под руку и тащит ее в сторону.
— Что происходит? Я так и не успела тебя расспросить. Пригласи меня на чай.
Софи улыбается в ответ.
— Ну конечно.
Она рада, что может довериться подруге. Никто не понимает ее лучше Агаты.
— Миссис Эдгар.
Софи оборачивается — к ней подходит капитан Фейл. Сегодня на нем военная форма, которая подчеркивает его крепкое телосложение.
